Уинстон Черчилль

Наибольшее сопротивление этой идее оказали французы - ведь бывшие немецкие колонии были получены англичанами как подмандатные территории Лиги наций и могут быть переданы Лиге, но не Германии. Странным было бы видеть передачу колоний, население которых открыто рассматривалось немцами как принадлежащее к заведомо нижней расе. Англичане не вняли этим аргументам. Лорд Галифакс оповестил Риббентропа, что Англия “готова пойти на уступки в колониальном вопросе”. Взамен Лондон уже не просил “равных уступок”, британское правительство просило о жестах “в направлении обеспечения мира в Европе”. Чемберлен - это и ныне звучит фантастично - предложил Гитлеру не более не менее как поделить французские колонии, Бельгийское Конго, португальскую Анголу. Заинтригованный Гитлер спросил, а что если европейские метрополии не согласятся? Париж, Брюссель и Лиссабон не были даже уведомлены о британских предложениях. Возможно к счастью для Чемберлена Гитлер опять поступил непредсказуемо - он отверг широкий английский жест. 3 марта 1938 года пораженный Гендерсон услышал от фюрера, что тот не нуждается в колониях, “они будут для меня лишь бременем”. Этот вопрос может “подождать четыре, шесть, восемь или десять лет”. Даже Гендерсон стал понимать (он записал это в дневник), что Гитлера “не интересует достижение взаимопонимания с Великобританией”, желаемым для него было “достижение доминирования в Центральной и Восточной Европе”.

В стратегии тех, с кем боролся Черчилль в своей стране, появилась новая нота. Ее удачно выразил один из наиболее популярных английских журналистов - Доусон, выступая в Оксфорде: “Если немцы так могущественны, не должны ли мы пойти вместе с ними?” Покидавшего пост посла Германии в Англии (чтобы стать министром иностранных дел Германии) Риббентропа Чемберлен пригласил на прощальный обед в свою резиденцию на Даунинг-стрит, 10. На обеде присутствовал Уинстон Черчилль с супругой. Во время смены блюд курьер передал Риббентропу письмо в конверте, тот прочитал и, явно будучи увлечен текстом, передал его премьер-министру: Гитлер ввел в Австрию войска, механизированные дивизии немцев движутся на Вену. Однако обед продолжался без малейшего перерыва и вскоре жена Чемберлена подала всем сигнал: “Последуем все на кофе в соседнюю комнату”. По воспоминаниям Черчилля, Риббентроп и его супруга в отличие от остальных присутствующих вовсе не хотели покидать гостиную. Чувствовалось, что они воодушевлены. Жена Риббентропа сказала Черчиллю: “Будьте осторожны, не нанесите вред дружбе Англии и Германии”. “Нет сомнений, - вспоминает Черчилль, - что она знала о содержании письма, но полагала, что происходящее - ловкий маневр, рассчитанный на то, чтобы держать премьер-министра подальше от его многочисленных телефонов”. Лишь после часового прощания Чемберлен сказал послу: “Прошу извинения, но должен удалиться по неотложному делу”. Это был последний раз, когда Черчилль видел Риббентропа перед тем, как тот был повешен в Нюрнберге.

Британии предстояло осмыслить новую реальность: Гитлер начал территориальное расширение рейха. Протест посла Гендерсона вызвал следующую реакцию Вильгельмштрассе: “Отношения между Рейхом и Австрией следует рассматривать как внутреннее дело германского народа”.

В палате общин Черчилль произнес речь, которую Никольсон назвал “лучшей речью его жизни”. Первые слова Черчилля были встречены смехом. Черчилль оборвал смеющихся: “Смейтесь, но слушайте”. Черчилль говорил в палате общин: “Важность события, которое произошло 12 марта не может быть преувеличена. Европа стоит перед программой агрессии, хорошо скалькулированной и разворачивающейся стадия за стадией. Остается выбирать - подчиниться, как это сделала Австрия, или предпринять меры, пока еще есть время, чтобы предотвратить опасность… Через два года германская армия наверняка будет сильнее французской, малые нации покинут Женеву, чтобы выказать уважение растущей мощи нацистской системы”. Черчилль сделал оценку произошедшего со стратегической точки зрения: “Вена является центром коммуникаций стран, составляющих старую Австро-Венгерскую империю и стран, находящихся на Юго-Востоке Европы. Дунай теперь находится в германских руках. Это дает нацистской Германии военный и экономический контроль над всеми коммуникациями Юго-Восточной Европы: железнодорожными, водными и шоссейными”. Роковым следствием аншлюса являлась изоляция Чехословакии, которая, хотя и была государством средних размеров, но имела армию в два раза большую, чем английская, и военные запасы в три раза больше, чем у Италии.