Черчиллю исполнилось 50 лет, его имя и внешность были широко известны в Англии. Он почти полностью облысел, у него появились морщины, он стал полнеть и все более походил на карикатурное изображение Джона Буля - символ Великобритании периода ее расцвета. При всех внешних изменениях внутренне Черчилль оставался все тем же борцом, трудоголиком и любителем патетики. Не изменилась и его психика. Черчилль никогда не отличался постоянством настроения. Он то лучился самодовольством, то выглядел озабоченным, свирепым, готов был заплакать, мог ссутулиться и надолго замолчать. Существуют тысячи фотографий Черчилля, на которых он выглядит в самых разных своих состояниях, но ни на одной нельзя увидеть его скучающим или смотрящим бессмысленно. Его непременными атрибутами были: сигара, по-особенному завязанный галстук, стек с золотым наконечником. Таким Черчилль как бы заново вошел в воды британской политики после вынужденной двухлетней паузы. С рождением дочери Мери семья переехала в Чартвел, который его хозяин называл своей “цитаделью”. Клементина не любила этот дом, считала новые постройки бессмысленной тратой денег. Но Черчилль был неутомим в проектировании пруда, бассейна, летней кухни. Самым тяжелым временем их брака были, возможно, 1915-1916 годы с их депрессией, с их черной меланхолией. Клементина поддерживала мужа со всеми бойцовскими качествами: она писала Асквиту письма с объяснениями и в то же время умоляла мужа не поддаваться злым чувствам в отношении политических противников. Это было время, когда в ушах Черчилля звучали слова Ллойд Джорджа: “Наверху нет места дружбе”. Клементина уговаривала мужа не переходить поспешно в консервативный лагерь . И все же даже в момент ожесточения злоба не была его главным чувством: “Жизнь достаточно богата интересной работой, движеньем, она слишком прекрасна и интересна, чтобы брать на себя бремя низкой вендетты”.
В среде консерваторов воцарился Стэнли Болдуин - фигура неоднозначная, новый тип консерватора - заурядный внешне, демонстративно флегматичный, но нервный и острый под тщательно скрываемым покровом. О нем было сказано, что его идейный дом - в последней линии оборонительных окопов. Определенная доброжелательность, равно как и лень, характеризуют этот новый тип политика. Но, будучи прижатым к стене этот малопримечательный англичанин мог мобилизовать значительные умственные и ораторские ресурсы. Победа консерваторов (в чьи ряды вернулся блудный сын) осенью 1924 г. - на волне стабилизации экономики - была убедительной. Благосклонный поворот фортуны для Черчилля ознаменовался тем, что Стэнли Болдуин предложил ему пост министра финансов - Черчилль был поражен. Он постоянно недооценивал Болдуина, которому очень нужны были голоса “неприкаянных” либералов - фритрейдер в роли министра финансов был наилучшим сборным пунктом для либералов.
Этот пост вначале был предложен Невиллю Чемберлену, но тот предпочел министерство здравоохранения - ради реформ.. Этот пост когда-то занимал его отец (еще мальчиком Уинстон Черчилль однажды сказал гостям:”Мой папа - министр финансов, и я тоже собираюсь им быть”). Когда Болдуин сделал свое предложение,”я хотел ответить:”А разве кривые уточки плавают?” но, ввиду того, что ситуация была официальной. Я ограничил себя словами: “Это полностью соответствует моим амбициям. У меня до сих пор есть отцовский мундир министра финансов. Я был бы горд служить вам на этом восхитительном посту”. Теперь и речи Болдуина казались ему удачными. “Я не знал, что у него такая скрытая сила. Я хочу сказать о нем как аббат Сийес о Наполеоне после восемнадцатого брюмера: “Nous avons un maitre”.
Болдуин определенно испытывал симпатию к Черчиллю, но главной причиной его решения было то, что Черчилль являлся убежденным сторонником свободной торговли и его назначением Болдуин как бы говорил, что сдержит обещание не поднимать торговые тарифы. Возможно Болдуин полагал, что, привлекая к себе Черчилля, отрывает его от Ллойд Джорджа, разбивая таким образом тандем двух самых талантливых британских политиков двадцатого века. Благодарный Черчилль счел нужным сказать Болдуину, что тот сделал для него больше чем когда-либо Ллойд Джордж и может отныне полагаться на его неизменную лояльность.
Когда Болдуин сформировал в мае 1924 года свой первый кабинет, он обратился к присутствующим: “Итак, джентльмены, мы станем кабинетом верных своим женам мужей”. Это был действительно добропорядочный кабинет и деятели с манерами Ллойд Джорджа смотрелись бы в нем как белые вороны. Как бы для “разбавления” иссушающей добропорядочности, Болдуин ввел в кабинет двух политиков, неравнодушных к Бахусу - Биркенхеда и Черчилля (министр по делам Индии и министр финансов, соответственно). Эти двое и были самыми большими талантами среди “добропорядочных мужей”.