В половине восьмого утра 15 мая Черчилль был разбужен звонком премьер-министра Рейно. Тот говорил по-английски, явственно волнуясь: “Мы потерпели поражение”. И поскольку шокированный Черчилль не мог задать ни одного вопроса, Рейно повторил: “Мы потерпели поражения в этой битве”. Черчилль на самолете “Фламинго” в 5.30 вечера прибыл в Париж. Глядя на карту, на которой было показано быстрое продвижение прорвавших фронт немцев, Черчилль задал лишь один вопрос: “Где находится стратегический резерв?” Последовало молчание. Черчилль перешел на французский: “Где находится стратегический резерв?” Генерал Вейган повернулся к премьер-министру, покачал головой и сказал: “У нас его нет”. Последовала долгая пауза. Черчилль в воспоминаниях пишет: “Что мы должны были после этого думать о великой французской армии и ее лучших военных руководителях?” И заключает: “Это был один из самых трудных моментов моей жизни”.
Между 10 и 14 мая 1800 германских танков буквально друг за другом прошли сквозь горное сито Арденн. И кого они встретили? Две слабые дивизии бельгийских стрелков, чья старомодная отвага была просто неуместна перед лицом танковых колонн. За ними располагалась 9-я армия французского генерала Корапа и хвост 2-й армии генерала Хунцингера (более нам известного по германской транслитерации как Хунцингера). К не чести французов нужно сказать, что эти армии после контакта с немцами немедленно отошли, отдав тем самым бесценные переправы через Маас. Вечером 14-го первые танки Роммеля перешли реку и за ними следовала пехота. Неожиданно эффективными оказались налеты штурмовой авиации. «Штуки» и «Дорнье 17» одним звуком своего пикирования наводили ужас на французских солдат. Многочисленные плацдармы, захваченные немцами быстро расширялись, и французы – даже их лучшие части – не могли остановить потока. Роммель посчитал, что наиболее слабое место французов – 9-я армия генерала Андре Корапа. Потеряв всего 15 человек, Роммель 15 мая прошел двадцать пять возможно решающих километров сквозь оборону Корапа. Поражены были сами немцы Их военный журналист Штакельберг вопрошал: «Как стало возможным то, что после первой же битвы на французской территории – победы немцев на Маасе – последуют нечто гигантское? Как могли французские солдаты и офицеры быть полностью подавленными, полностью деморализованными, более или менее добровольно идя в плен?»
Отдельные танковые атаки французов (17 мая их вел в бой полковник де Голль) были отбиты. Семь танковых дивизий мощным катком двинулись в прорванную брешь. Именно тогда Черчилль задал французкому военному руководству отныне знаменитый вопрос: «Где стратегические резервы?», чтобы получить ответ, что их нет. Во французском министерстве иностранных дел начали жечь секретные документы. Из Мадрида и Сирии привезли национальные реликвии – маршалов Петэна и Вейгана. 9-я французская армия начала распадаться. 18 мая германские танки прокатились мимо позиций своих отцов в предшествующую мировую войну, 20 мая две дивизии Гудериана вошли в Аббевиль (устье Соммы), чем разделили великую французскую армию на две части.
Британия с ее 10 дивизиями потрясенно смотрела на Францию с ее 103 дивизиями. Да, Черчилль знал, что нужно все сконцентрировать в решающем месте в критический час, но в глубине сознания и он не мог не задавать себе вопрос, что будет с Британией, если она отдаст последнее - свою авиацию французскому фронту, который может не выдержать? Он верил Фошу и Клемансо, он, увы, сомневался в Вейгане и Петэне. И в ходе шести майских визитов во Францию он все больше уьеждался, что гений Наполеона покинул страну. И десять эскадрилий истребителей были посланы во французское небо с тяжелым чувством вынужденной жертвы.
Относительно плодотворным выглядит второй визит - назначение Вейгана вместо Гамелена позволяло верить в возвращение непримиримого духа 1918 года. Семидесятитрехлетний Вейган выглядел в глазах Черчилля «пятидесятилетним» и произвел благоприятное впечатление первоначальной энергией и уверенностью. По крайней мере, у него был план: ударить северной группировкой в южном направлении во фланг наступающим немцам, одновременно косолидируя силы на «линии Мажино», в Северной Африке и многочисленных колониях. Строго говоря, это был предполагаемый ход действий Гамелена с той лишь разницей, что Вейган еще не потерял веры в успех.