Уинстон Черчилль. Против течения. Оратор. Историк. Публицист. 1929-1939

В конце апреля 1937 года от онкологического заболевания скончается другой кузен Черчилля — Фредерик Гест. «Смерть Фредди стала большим ударом для меня, — признается политик Эдварду Маршу. — Мы очень любили друг друга»[1087].

Трудно сказать, насколько уход близких родственников повлиял на Черчилля, но в 1939 году он примет участие в благотворительной акции по сбору средств для Королевской онкологической больницы^{59}. Черчилль написал рекламное объявление, которое было помещено в

The Times. В нем, в частности указывалось, что «нация должна быть благодарна» этому лечебному заведению, которое «борется со свирепой болезнью: пытается установить причины ее появления, найти средства лечения, а также заботится о неоперабельных пациентах, облегчая их страдания». Политик призывал всех, кто хотя бы раз задумывался о вероятности оказаться в «пасти рака», пожертвовать на то, чтобы исследования в этой больнице продолжались и развивались[1088].

Но вернемся к работе над вторым томом. Как и в большинстве произведений, финальные мазки были сделаны с завершением предисловия. Обращаясь на этот раз к своим читателям, Черчилль в первых же строках сообщил, что в отличие от предыдущего тома повествование подошло к такому периоду, который содержит значительно больше информации о Мальборо[1089]

. Краткому обзору этих материалов и посвящена большая часть предисловия (всего оно заняло свыше десяти страниц). Самым важным первоисточником, на котором держится повествование, стала корреспонденция герцога. Черчилль сообщал читателям, что, не желая повторяться, он старался использовать письма, которые не вошли в опубликованные биографии. Особое внимание он уделял переписке Мальборо с супругой, а также с ближайшим другом, бароном Годольфином. По его словам, эти документы, «раскрывают личность Мальборо, его скрытые надежды и страхи, а также его тайные размышления»[1090].

Какой образ удалось создать Черчиллю на этот раз? Аналогично первому тому, на страницах вновь предстал рыцарь в сияющих доспехах. «Мы видим Мальборо, — пишет автор, — как обитателя Олимпа, взявшего шествие в борьбе против многочисленных трудностей и врагов, сумевшего благодаря своему гению и своим подвигам сохранить религиозные и гражданские свободы в Англии и во всей Европе». Из своих писем герцог предстает «грандиозной, прозорливой, доброй личностью, взвалившей на плечи все тяготы, безустанно ухитрявшийся одерживать победу, берущей на себя все риски и всегда готовой умереть „за королеву и страну»[1091].

Если в XIX веке Мальборо не повезло с биографом, когда за него взялся Маколей, то в XX столетии он явно выиграл джек-пот, получив в авторы дальнего потомка. Равнины и плоскогорья всегда были чужды мировоззренческому ландшафту Черчилля. Он часто мыслил в крайних категориях, доводя свои оценки до предельных значений. При этом он умел, благодаря живому и образному стилю, а также серии тщательно подобранных аргументов, убеждать людей в своей правоте (или, по крайней мере, не оставлял их равнодушными). Подобный подход был характерен как для политической, так и для литературной деятельности. Черчилль боролся с оппонентами и настаивал на своей точке зрения во время многочасовых вечерних заседаний палаты общин, так же как писал и творил, так же как сражался за свои убеждения в парламенте или кабинете министров. От созданного им образа Мальборо невольно прищуриваешь глаза, настолько ярким он получился. В какой-то степени Черчилль и сам это понимал. «Утверждать, что триумфы Англии во времена правления королевы Анны были исключительно заслугой Мальборо, является преувеличением», — говорит он в предисловии. И тут же добавляет: «Но только преувеличением это и будет»[1092].

Завершалось предисловие стандартным выражением благодарности. Не считая приказавшего долго жить всего пару месяцев назад 9-го герцога Мальборо, Черчилль заявил о персональной признательности только двум помощникам: полковнику Пэкенхэм-Уэлшу, который оказал «огромную помощь в анализе четырех военных кампаний, описанных в этом томе», а также коммандеру Оуэну, «помогавшему мне в военно-морской тематике»[1093]

.

В начале августа 1934 года Черчилль информировал Мориса Эшли, с которым продолжал поддерживать отношения и иногда обращался к нему за помощью, что «практически закончил» второй том, охватывающий всего четыре года: с 1702 по 1705. В конце месяца он собирался прочитать финальную версию рукописи и сделать небольшие исправления: «Не более чем заменить несколько фраз там и тут»[1094]. Через несколько дней Уинстон сообщил супруге, что рассчитывает за неделю закончить новый том. «Странный способ зарабатывать себе на жизнь», — заметил он, наблюдая за бесконечной гонкой с подготовкой бесчисленных статей, разнообразных эссе и объемных книг[1095]. В своем следующем письме, от 22-го числа, Черчилль с осознанием выполненного долга скажет Клементине, что «окончательно разобрался с гранками второго тома»[1096].