Одновременно со стандартным изданием второй том был опубликован ограниченным тиражом в формате
Одним из тех, кто получил подарочный экземпляр, был известный писатель, поэт, первый англичанин, получивший Нобелевскую премию по литературе (1907 год), а также двоюродный брат Стэнли Болдуина — Джозеф Редьярд Киплинг. Автор «Кима» и «Книги джунглей» остался доволен подарком. Он назвал книгу Черчилля «выдающимся материалом», «восхитительным в своем контрасте» и признался, что его «очень интересует психология Мальборо». По его мнению, пример известного полководца доказывал, что, «если человек имеет личную Шхину{60}
, за пределами которой он безразличен к проклятиям, тогда он волен делать все что пожелает». Не обошел Киплинг и литературную составляющую произведения. Он признавал талант автора, обращаясь к которому использовал форму «как мастер мастеру».Высоко оценивая произведение в целом, Киплинг счел необходимым поделиться своими соображениями относительно некоторых прилагательных. Например, ему не понравилось, что Черчилль использовал несколько раз «печально известный, киношный эпитет»
Черчилль примет совет старшего товарища по перу к сведению, но текст оставит без изменений. В отличие от Маргарет Тэтчер, он не считал Киплинга своим самым любимым писателем, хотя относился к нему уважительно и был о нем всегда высокого мнения. Незадолго до своего семидесятилетия он даже признался, что Киплинг «оказал огромное влияние на мою жизнь»[1110]
.Как и многие другие известные писатели, Киплинг начал творить очень рано. Ему не исполнилось и тридцати, когда в 1893 году он опубликовал рассказы, вошедшие впоследствии в известный сборник «Книга джунглей». В октябре 1896 года вышел сборник его стихотворений «Семь морей». Одним из читателей этого сборника был Уинстон Черчилль, несший в тот момент службу в Бангалоре. По его мнению, это была «посредственная книга, уступающая предыдущим работам». «Немногие писатели прошли испытание успехом», — заметил молодой гусар своему брату, приведя примеры Генри Райдера Хаггарда, Стэнли Веймана (1855–1928), Рольфа Болдервуда (1826–1915), которые «либо теряют, либо уже потеряли все свое умение». По мнению Черчилля, в подобной печальной последовательности: от таланта к посредственности через вершину успеха — была своя закономерность. На начальном этапе творчества написанное, как правило, не пользуется популярностью. Автора не печатают. Денег не хватает. И вот происходит чудо. Из-под пера выходит произведение, которое делает автора знаменитым. От него ждут новых книг, и он начинает либо использовать старые наброски, уступающие по качеству звездному сочинению, либо быстро пишет опусы на потеху публике, спешка в создании которых определяет их слабость. «Отныне авторы не пишут для славы — только ради денег», — констатирует Черчилль в 1897 году. «Все это очень печально, но так оно и есть на самом деле. Боюсь, Киплинг как писатель мертв»[1111]
.Нечасто можно увидеть, чтобы один будущий лауреат Нобелевской премии по литературе высказывал столь категоричные и негативные суждения о другом будущем лауреате той же премии.
Следующие пятнадцать лет показали, что Черчилль ошибался относительно Киплинга. Появятся новые произведения, которые принесут Киплингу успех и введут в пантеон классиков мировой литературы. Киплинг станет не только первым английским мастером слова, отмеченным Шведской академией, но и самым молодым обладателем почетной награды.
Но так ли Черчилль был не прав? Скорее его выводы оказались поспешными, но не такими уж и неверными. В пятьдесят лет Киплинг достигнет пика популярности, за которым последует стремительное падение. Падение в творчестве, где не будет места ни новым темам, ни новым приемам, ни новым прорывам. Однако даже этот интеллектуальный застой нисколько не ослабит признания и влияния достигнутых творческих успехов. Одним из них несомненно является стихотворение «Если»{62}
, написанное в 1895 году, но опубликованное только спустя пятнадцать лет в книге «Награды и феи». Это небольшое стихотворение объемом в тридцать две строки станет одним из самых любимых у Черчилля. Он будет не раз обращаться к «бессмертным строкам», вставляя их в свои речи, особенно в напряженные годы Второй мировой войны[1112].