Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965

Несколько кандидатов от тори и либералов договорились не конкурировать друг с другом в избирательных округах, где разделение голосов могло привести к победе лейбористов. Одним из таких округов был Хаддерсфилд, в котором леди Вайолет Бонем-Картер – дочь выдающегося премьер-министра Г.Г. Асквита – выдвинула свою кандидатуру от Либеральной партии. Она познакомилась с Черчиллем на званом обеде в 1906 году, когда ей было 19 лет, а ему 32 года, и они сразу стали лучшими друзьями. Позже она написала, что Черчилль «показался мне абсолютно не похожим на молодых людей, которых я до этого встречала». Сначала Черчилль, похоже, не обратил на нее внимания, а когда заметил, то спросил, сколько ей лет. Она ответила. «А мне, – чуть ли не с отчаянием сказал он, – уже тридцать два. О, это безжалостное время! Проклятая смерть! Какой короткий период времени отведен нам для всего, что мы должны в него втиснуть». Затем последовал длинный монолог о тщетности бытия и бесплодности человеческих стремлений, и в завершение он заявил: «Все мы черви, но мне хочется верить, что я светлячок!» К концу обеда Бонем-Картер уже не сомневалась в этом, «и мое суждение останется непоколебимым на протяжении последующих лет». Теперь, выступая в Хаддерсфилде от ее имени, Черчилль напомнил, что был двадцать лет либералом, о службе под началом Асквита, о своей роли в обеспечении страхования по безработице и назначении пенсий по старости. Он сказал: «В американской Декларации независимости говорится, что все люди созданы равными»; британская социалистическая партия говорит, что «все люди должны оставаться равными. Сейчас самое время покончить с этими глупостями»[2390]

.

Выступая в Плимуте от имени Рэндольфа за два дня до голосования, он назвал обвинения лейбористов и коммунистов в подстрекательстве к войне «ужасными и несправедливыми».

«Это не соответствует истине. Единственная причина, по которой я остаюсь в данный момент в общественной жизни, в том, что прав я или не прав, но я искренне верю, что могу внести важный вклад в предотвращение третьей мировой войны и приближение прочного мира, которого горячо желают люди всех рас во всех странах. Я действительно молю о том, чтобы мне представилась эта возможность. Это последний приз, который я хочу выиграть»[2391]

.

Макс Бивербрук ожидал перевеса в пользу консерваторов по меньшей мере в сто мест. Макс был хорошо информирован, но не всегда точно, что подтверждает погрешность его прогнозов в двух последних выборах. Моран советовал Черчиллю не слишком рассчитывать на радужные перспективы, нарисованные Максом. Черчилль возразил, что газеты Макса читают миллионы и он, «должно быть, знает, о чем говорит». Моран написал в дневнике, что Макс, возможно, и прав, но тори обеспокоены, и не только предстоящими результатами выборов, но и возрастом Черчилля и его склонностью не задавать вопросов и не слушать советов. Черчилль сказал Макмиллану, что рассчитывает на перевес в 90 мест, но что его устроит и 50. Макмиллан узнал от Брэндена Брекена, что в случае победы Старик планировал оставаться на посту всего год, максимум полтора года. Черчилль помянул о запланированной отставке во время одного из предвыборных выступлений, сказав, что «господин Иден подхватит факел демократии тори, когда он выпадет из других, более старых рук». Иден, несмотря на болезнь, был готов подхватить факел и уже протянул руку[2392].

Но Черчилль не планировал передавать факел, пока не добился желанной цели – встречи в верхах. Именно этого он добивался, и это было практически все, к чему он стремился. Трумэн по-прежнему оставался в Белом доме, Сталин по-прежнему – в Кремле. Победа на выборах должна была повернуть время вспять, вернуть в июль 1945 года, в Потсдам, где последняя встреча «Большой тройки» прервалась выборами.