Уинстон Спенсер Черчилль. Защитник королевства. Вершина политической карьеры. 1940–1965

В последний день 1951 года Черчилль со свитой, включая Колвилла, лорда Морана, Мопса Исмея, Дики Маунтбеттена и Профессора, опять, как в конце войны, отправился в Соединенные Штаты на борту лайнера «Королева Мария». В полночь они собрались в каюте Черчилля, чтобы поднять бокалы с шампанским и спеть «Старое доброе время». Месяц назад Черчиллю исполнилось 77 лет. Боб Бутби, который лишился должности в 1940 году за якобы финансовые нарушения, обедал с ним в том месяце, после того как Старик попросил Бутби возглавить британскую делегацию на переговорах по вопросу единой Европы. Этот великодушный поступок возродил карьеру Бутби. Бутби был старым, но неискренним другом Черчилля, и он так и не простил Старика за то, что тот не встал на его защиту в 1940 году. Но в одном Бутби разделял мнение многих коллег Черчилля. Бутби сказал Гарольду Николсону, что Черчилль становится «очень, чрезвычайно, катастрофически старым». Государственный секретарь Дин Ачесон позже написал, что во время встреч в Вашингтоне Черчилль был «по-прежнему внушительным и великолепным», но отметил, что «старый лев, похоже, слабеет»[2402]

.

Позже Ачесон написал, что французы, казалось, всегда приезжали в Вашингтон с требованиями, в то время как американская пресса считала, что так же поступали британцы, якобы высокомерно относившиеся к американским лидерам. Но Ачесон понимал, что британцы с Черчиллем приехали только для того, чтобы установить дружеские отношения. В третий раз выступая в конгрессе Соединенных Штатов, беспрецедентная честь для главы иностранного государства, Черчилль дал понять, что приехал не для того, чтобы «просить денег, а чтобы сделать жизнь в Британии более удобной и более спокойной». Он приехал заверить, что поддерживает американскую политику в Азии, на Ближнем Востоке и в Европе. Отчасти обращаясь к Кремлю, он сказал, как говорил уже много раз с 1945 года, что Британии ничего не было нужно от России. Раньше он постоянно называл коммунистов и коммунизм пагубным и вероломным, но не в этот раз. Он не стал называть коммунистов «безбожниками» и «атеистами», как это любили делать высокопоставленные американцы. Собственно, эти слова не появлялись ни в одном из его публичных выступлений с 1940 по 1961 год. Он боролся не за христианское вероучение, а за свободу. Он закончил речь, процитировав любимого Бисмарка: «Бисмарк как-то сказал, что важнейшим фактом XIX века является то, что Англия и Соединенные Штаты говорят на одном языке. Давайте сделаем так, чтобы величайшим фактом ХХ века было то, что они идут одним путем»[2403]

.

Гарри Трумэн, не собиравшийся переизбираться в 1952 году, отложил до появления преемника вопрос о возможной встрече на высшем уровне. Этим преемником стал Дуайт Эйзенхауэр. Новогоднее путешествие Черчилля через Атлантику в 1952 году стало первым из четырех поездок в Вашингтон и на Бермудские острова, которые он предпринял в ближайшие три года. Каждая из этих поездок служила его долгожданной цели – встрече в верхах. Черчилль не ушел в отставку через год или около того, как обещал коллегам. Он оставался премьер-министром еще четыре года, преследуя свою вожделенную цель, которая в конечном итоге от него ускользнула. Он не оставлял попыток добиться этой цели, даже заболев пневмонией, за которой последовал тяжелейший инсульт, даже когда его коллеги, движимые отчасти заботой о его здоровье, отчасти руководствуясь собственными амбициями, старались выжить его с Даунинг-стрит, даже когда ему отказал Сталин, а после смерти людоеда в 1953 году его преемники. Так же действовал президент Эйзенхауэр.

Трумэн часто говорил Дину Ачесону, что Черчилль был величайшим общественным деятелем их времени. Ачесон считал это преуменьшением. Величие Черчилля, написал он, «проистекало не только из удивительных качеств его сердца и ума, его неукротимой смелости, энергии, великодушия и здравомыслия, но от несравненного мастерства и взвешенной политики». Эти составляющие, считал Ачесон, соединялись в стиле руководства, который позволял «подвигнуть народы свободных стран на то, чего нельзя добиться приказом». Ачесон был убежден, что найти равного Черчиллю можно было, только вернувшись почти на 400 лет назад, во времена королевы Елизаветы I. Он так же упорно на восьмом десятке вел решающий бой, чтобы усадить американцев, британцев и русских за стол переговоров, как и все свои сражения.