Театр пользовался и гордился репутацией зачинателя нового типа развлекательного репертуара и не страшился соединять на своей афише рассказ А.П. Чехова, балетный номер и, к примеру, сатирические политические куплеты. А весной 1915 г. здесь поставили еще один неожиданный спектакль — сатирическое обозрение С. Надеждина и В. Раппапорта «Иванов Павел» — «весенняя фантастическая опера с превращениями, привалом и экзаменом», как определялась она в афише. Сюжет несложен: мальчик Павел находился в постоянном конфликте с другими действующими лицами — Арифметикой, Русским языком, Географией. До наших дней дошла «крылатая» строка из этого спектакля: «Пифагоровы штаны во все стороны равны», но мало кто знает продолжение: «Сколько пуговиц известно, почему ж носить их тесно?»[733]
Троицкий театр миниатюр соединял в себе функции клубного общения по интересам с показом новейших художественных экспериментов и реализацией идей символизма, футуризма и других течений. В историю культурной жизни Петербурга вошли прошедшие здесь вечера-диспуты, организованные «Союзом молодежи». Председателем этого общества был Л.И. Жевержеев, сын владельца дома, известный меценат, искусствовед, коллекционер и общественный деятель. Он собрал богатую коллекцию артефактов, связанных с историей русского театра. В декабре 1915 г. в Художественном бюро А.Е. Добычиной организована выставка из его собрания «Памятники русского театра». С домом № 18 тесно связана деятельность «Союза молодежи», первого в России объединения художников-новаторов, возникшего в 1909 г. по инициативе супружеской пары Е.Г. Гуро и М.В. Матюшина. В их доме на Песочной ул., 10 (ныне ул. Попова), открыт Музей русского авангарда[734].Заседания «Союза молодежи» нередко проходили в доме его председателя Л.И. Жевержеева, он и представил для утверждения Устав Общества. В 1-м параграфе Устава его целью называлось «ознакомление своих членов с современными течениями искусства, развитие в них эстетических вкусов путем совместных занятий рисованием и живописью, а также обменом мнений по вопросам искусства, и способствовать взаимному сближению лиц, интересующихся искусством».
В 1910–1914 гг. Общество провело пять очередных выставок в Петербурге, а также по две выставки в Риге и Москве. Как отмечает Д. Северюхин: «…Эти выставки демонстрировали все многообразие авангардных поисков и достижений того времени — от разнообразных форм постимпрессионизма до беспредметничества»[735]
.В сотрудничестве с поэтами-будетлянами общество привело два упомянутых ранее диспута в Троицком театре миниатюр. На первом из них 20 ноября с докладом выступили Д. Бурлюк и специально приглашенный из Москвы В. Маяковский.
Как отмечает Г. Бунатян в очерке, посвященном поэту: «Вечер вызвал огромный интерес, зал был набит до отказа. В основном присутствовала студенческая молодежь. Председательствовал М.В. Матюшин. Полицейский пристав, присутствовавший в зале, внимательно следил, чтобы не было „недозволенных“ речей. В своем докладе „О новейшей русской поэзии“ Маяковский обрушился на представителей салонной поэзии и на их издания, назвав их „рассадниками духовного филистерства“. Маяковский произвел ошеломляющее впечатление на публику. Высокий, с удивительно выразительным громким голосом и вызывающей манерой держать себя в полемическом споре, он оказался центральной фигурой вечера»[736]
.На диспуте 23 марта 1913 г. «О современной живописи» прозвучали доклады Д. Бурлюка «Искусство новаторов и академическое искусство XIX и XX веков» и К. Малевича «О „бубновом валете“ и „ослином хвосте“». В диспуте 24 марта 1914 г. «О новейшей русской литературе» участвовали Н. Бурлюк («Сказка-миф»), В. Маяковский («Пришедший сам»), Д. Бурлюк («Изобразительные элементы русской фонетики») и А. Крученых («Разоблачение нового искусства»).
Название доклада В. Маяковского явилось полемической перефразировкой названия книги Д. Мережковского «Грядущий хам». Снова, как и в предыдущем выступлении, Маяковский подчеркивал, что салонная поэзия не соответствует особенностям эпохи — бурной жизни больших городов, стремительному развитию техники, — словом, всему тому новому, что пришло в жизнь в начале ХХ в.: «Теперь я возьмусь за поэзию, — говорил он в своем выступлении, — и не перьями буду писать, а фабричными трубами».