Умеющая слушать

– Да-да, те, что вам совершенно неинтересны, – реклама, письма от разных там попрошаек, которые в погоне за деньгами так и норовят обмануть.

– Откуда же вы это знаете?

– Знаю, и все. Чувствую. От них за километр обманом несет, и отправляются они прямиком в корзину.

Анна, с минуту помолчав, заметила, что и в заботливости можно хватить через край. Сделанного, к сожалению, не воротишь, но в дальнейшем пусть Катри хранит негодные письма, когда-нибудь потом и просмотрим.

– Где же их хранить?

– Ну, скажем, на чердаке.

– Ладно, – отозвалась Катри, и по губам ее скользнула улыбка, – на чердаке так на чердаке. А это счета из лавки, я их долго проверяла. Он систематически вас обманывает. Не намного – на пятьдесят пенни, на марку, – но обманывает.

– Лавочник? Не может быть. – Анна с досадой поглядела на счета, наспех накорябанные синим карандашом, и отодвинула их от себя. – Да-да, я помню, вы как-то говорили, что он злой человек, – в связи с печенкой, кажется… На пятьдесят пенни больше или меньше, какая разница?.. Кстати, отчего именно он, по-вашему, такой уж злодей?

– Фрёкен Эмелин, это очень важно. Я уверена: он вас всегда обманывал. Сознательно. Надо думать, с самого начала. Потихоньку, понемногу, а деньги, между прочим, крупные набегают.

– Злой? – повторила Анна. – Это он-то? Всегда приветливый такой, вежливый…

– С виду одно, на уме другое.

– Но чем я заслужила его неприязнь?! – воскликнула Анна с простодушным удивлением. – Со мной так легко ладить…

Катри не шутя стояла на своем:

– Дайте же мне сказать о счетах. Поверьте, они не сходятся. Я считать умею, притом быстро. В общем, пора с этим делом разобраться.

– А зачем? Какая в этом необходимость? Вы же не собираетесь его наказывать?

Катри в ответ обронила, что Анна вольна, разумеется, поступать как угодно, но должна быть в курсе происходящего.

– Да-да, – беспечно сказала Анна, – на свете так много всего, о чем можно бы похлопотать. – И добавила, как бы оправдываясь: – И то, и другое, и третье… Правда?

Сидя за секретером, Анна Эмелин отвечала на письма малышей. Она разложила письма на три кучки. В кучке «а» были те, что от самых маленьких, которые выражали свое восхищение с помощью картинок, чаще всего они рисовали кроликов, а текст – если он вообще был – писали их мамы. Кучка «б» состояла из просьб, нередко требовавших срочного исполнения. В частности, связанных с днями рождения. И наконец, в кучку «в» попадали так называемые обиженные, здесь требовались особая бережность и продуманность. Но все без исключения корреспонденты – и «а», и «б», и «в» – допытывались, почему кролики цветастые. Обычно Анна легко придумывала этому объяснение: если отвечать без задержки, все шло как по маслу. Однако сегодня Анна Эмелин впервые не могла сочинить никакой причины – ни поэтической, ни благоразумной, ни смешной, – это попросту был дурашливый курьез, который вдруг показался ей наивным и неуклюжим. В результате она только и сделала, что нарисовала кроликов – по одному на каждом листке, – а потом украсила всех цветочками. Но дальше дело не пошло. Анна стала ждать, и ждала долго. Она порядком сама себе надоела и в конце концов, рассердившись, стянула каждую кучку писем резинкой и отправилась наверх, к Катри.

Розовая комната для гостей выглядела по-старому и все ж таки иначе: казалась более просторной, что ли, и пустой. Окно было приоткрыто, в комнате царил холод и кисло пахло сигаретным дымом. Катри вязала, но, едва увидев Анну, отложила работу и встала.

– Вам здесь нравится? – неожиданно спросила Анна.

– Да. Очень.

Анна подошла было к окну, но тотчас озябла и вернулась на середину комнаты.

– Закрыть окно?

– Не надо. Фрёкен Клинг, вы вот говорили о соглашениях… Мол, у обоих партнеров есть обязанности и есть права. Взгляните-ка сюда. – Анна положила письма на стол. – Дети без конца задают вопросы. Я обязана отвечать? Какие у меня права?

– Оставить их без ответа, – сказала Катри.

– Не могу.

– Но вы же с ними не заключали соглашения.

– Что вы имеете в виду?

– Я? Обещание. Вы ведь писали каждому один-единственный раз, верно? И ничего при этом не обещали?

– Ну, это уж как посмотреть…

– Значит, кой-кому из детей вы писали по нескольку раз?

– А что делать! Они все время пишут, пишут и думают, что ты с ними в дружбе…

– Тогда это обещание. – Катри закрыла окно. – Вы дрожите, фрёкен Эмелин. Может, сядете, я сейчас достану плед.

– Не надо мне пледа. И обещаний я никаких не давала. Не понимаю, о чем вы.

– А вы попробуйте взглянуть на это по-другому: вот вы взялись за что-то, а стало быть, у вас появилась некая обязанность, верно? И покончить с ней надо, затратив поменьше сил.

Все так же стоя посреди комнаты, Анна принялась тихонько насвистывать, почти совсем беззвучно, сквозь зубы, потом вдруг сердито спросила:

– Что это у вас?

– Вяжу покрывало.

– Да-да, конечно, все ведь вяжут. Любопытно, сколько же в нашей деревне кроватей…

– Соглашения связаны со справедливостью… – опять начала Катри.

– Об этом я уже слыхала, – перебила Анна. – Оба партнера делают ставку – и оба выигрывают. Но при чем тут мои дети и каков мой выигрыш?