Умопомрачение

– Стало быть, вы подтверждаете все свои показания? – спросил Правдин.

– Подтверждаю, – твёрдо ответила Севастьянова.

– Вы достали из-под подушки пистолет и выстрелили мужу в лицо. А раньше стрелять приходилось?

– Нет, то есть, да. В институте, на физподготовке у нас был минимум по стрельбе.

– Да-да, припоминаю. Значит, с одного выстрела наповал? С короткого расстояния?

– Наповал, – эхом отозвалась Вера и опустила голову.

– Тогда прочтите, распишитесь и на сегодня свободны, – сказал он, протягивая женщине листки протокола. Допрос был окончен.

Веру отвели в камеру. Ей не хотелось ни есть, ни разговаривать. Она односложно ответила на вопросы сокамерниц. Сказала, что всё в порядке, следователь хороший, легла, отвернулась к стене и стала опять вспоминать…

Выстрел был точный, в голову. Звук его утонул в грохоте ссыпаемого на улице кирпича и зычных выкриках рабочих. Денис упал навзничь. Лица у него не было. Было кровавое месиво. Нос снесло начисто, левый глаз был прикрыт веком, правый застрял в расщелине рта. Из дыры в черепе фонтаном хлестала кровь. Веру чуть не стошнило от вида трупа. Но пришло облегчение. «Дениса больше нет, – подумала она. – Нет, и не будет. Как всё просто. А как же рыбки? Тоже сдохнут? Ведь их некому больше кормить?»

Эта мысль показалась Вере смешной. Дохлый хозяин и дохлые рыбки. Она начала смеяться, сначала тихо, потом громче, потом стала захлёбываться от смеха. У неё начались спазмы живота и икота. Костя мигнула Ванде, и та остановила истерику, отвесив Вере пару тяжёлых пощёчин. Та затихла, но всё равно боялась взглянуть на палас, залитый кровью, на котором лежал распростёртый Денис. Рядом валялся его туго набитый портфель. Ванда деловито подобрала его, оттёрла тряпочкой от крови и передала Косте. Та поставила портфель к стенке, с тем, чтобы позже проверить его содержимое.

– На, выпей, – Костя вылила из бутылки в стакан вино и подала подруге, – и ложись спать. Мы сами всё сделаем. Скажи только, где у тебя лопата.

Вера сказала. Выпила полный стакан вина и заснула. А когда проснулась, трупа в комнате уже не было. Пол был чисто вымыт. Следов преступления не обнаружил бы самый зоркий сыщик. Костя сидела на краешке постели и ласково гладила Веру по волосам.

– Ну, что? Как вы там? – испуганно спросила та, высунув встрёпанную голову из-под одеяла. На улице уже было темно. В широкое окно светила луна. Сладкий шашлычный дымок с соседних участков носился в воздухе. Вдалеке слышно было хоровое пение и взрывы хохота. А в комнате был включён её любимый торшер. Бледно-зелёные блики от его абажура лежали на потолке и дощатых стенах, словно от воды в аквариуме. Стол был уставлен едой. Там был сыр, ссадины, салат. Посреди стола возвышались бутылки с тёмным, как кровь, вином, в вазе лежали крупные красные яблоки и жёлтые бананы.

– Нормально, – рассказывала Костя обычными короткими фразами. – Завернули его в одеяло, уложили в багажник. Потом отвезли в лес. Вырыли яму, сбросили в неё трупешник и ковёр. Он всё равно был испорчен. Засыпали яму землёй, сверху ветками завалили. Нормально получилось. Я смотрела его портфель. Там какое-то бельишко, пижама, бритвенный прибор. В барсетке документы, загранпаспорт, авиабилет на семь утра. Немного налички. Я её в общак положила. Он, похоже, в отпуск собирался?

– Да, – грустно подтвердила Вера. – Как раз в августе. На Кипр хотел поехать. А вместо Кипра сейчас там, в земле? А мы, значит, тут? Он мёртвый, а мы живые?

И вдруг, стиснув зубы, затряслась всем телом. Костя схватила со стола бутылку, ловко откупорила и почти силой влила её содержимое в рот подруге. Веру отпустило. Она расслабилась, вспомнила тот фонтанчик крови и глаз, застрявший во рту, и принялась выть, как воют от сильной боли, сдавленно, чтоб никто не услышал, и безутешно. Она мотала головой, обливалась слезами, а Костя обнимала её, гладила её плечи и руки, целовала в макушку.

– Ой, Костя, милая! Что же мы наделали?! Как же я теперь жить буду?! Ведь какой бы он не был, я вовек не забуду, вовек себе не прощу, что жизни его лишила! Ой, мамочка! Так тошно мне, впору самой повеситься. Ты только меня не бросай, ладно? А то я без шуток руки на себя наложу.

– Кончай блажить! – прикрикнула на неё Костя, сдвинув брови. – Лучше пожри. Пожрать всегда не вредно. Помогает от тоски.

Она протянула Вере банан. Вера выпила ещё вина, заела бананом и спросила:

– А Левицкая где? Спит?

– В Рязань уехала, – надкусив яблоко, ответила Костя. – Машину продаст и вернётся.

– Машину? Какую машину? – не сразу поняла Вера.

– Ту, на которой твой петушок прикатил. Нам деньги сейчас, во, как нужны, – Костя провела ребром ладони под подбородком. – Мы сами на Кипр поедем или ещё куда. Где солнышко круглый год, море голубое и пальмы на берегу. Я слабая, тепло люблю. Без витаминов выросла. Купим дом на горе, с садом и будем жить вдвоём…

Вера ела банан и часто кивала. Слёзы продолжали бежать по её щекам.

– А Джакузю возьмём? – улыбнулась она с полным ртом.

– Куда ж без неё? – хохотнула Костя. – Кто-то должен убираться, еду нам стряпать.