Умопомрачение

– Как у вас оказался заряженный пистолет?

– Костя нашла. В смысле, Гаврилова. На территории нашего садового товарищества. Когда… мусор выносила. У нас позади «Берёзок» свалка. Один раз в неделю приезжает очистка, увозит отходы. А так на свалке много чего можно найти, вплоть до пистолета. Девчонки, спасибо им, очень мне помогли. Я после побоев, нанесённых мужем, встать не могла. Они за мной, как медсёстры ходили.

– Скажите, а в каких отношениях вы состояли с Гавриловой? Вот вы называете её мужским именем, Костей? Это что, кличка? Прозвище? Нет, я не против, если вам так удобно… – Правдин немного смутился, что было странно для взрослого солидного мужчины. – Если не хотите, подробности можно опустить. Мне важна суть…

– Да что темнить? – вздохнула Вера, подняв на него глаза. – Жили мы. Жили, как муж и жена. Любили друг друга, целовали, ласкали, нежные слова говорили. Вам этого не понять.

– Гм, ну почему же? – пожал плечами следователь. – Лесбийская любовь известна с глубокой древности. У нас распространена в местах лишения свободы, из-за отсутствия мужчин…

– Мужчины! – горько усмехнулась Вера. – А вы их на воле-то много видели? Я, лично, нет.

– Значит, Гаврилова нашла пистолет, и он был заряжен, – продолжал Правдин. – И он находился под подушкой. У вас или у Гавриловой?

– Мы спали вместе. Подушки не делили.

Вера вскинула глаза на Правдина. В них были ирония и вызов. «Пусть, пусть знает, какая я, – хотела сказать она. – Всё равно я для него ноль, пустое место, грязная ковырялка». Именно так обозвал её Денис. И поплатился за это жизнью. И вообще всё было не так. Не совсем так, как она говорила следователю. Протокол не терпит лирики, нюансов, а они как раз в жизни очень важны.

Три дня они с Костей жили, как в сказке. Потом появилась Ванда. Её пригласила Костя. Вера была не очень рада Левицкой. Но Костя убедила её, что присутствие Рыбки, то бишь, Джакузи, не будет помехой их любви. Она расхвалила Левицкую, уверяла Веру, что её подруга хорошая хозяйка, отлично водит машину и очень вкусно готовит. Сказала, что она будет убирать в доме, ездить за продуктами и варить обеды. А спать будет внизу, как прислуга. Всё так и вышло. Левицкая, отмывшись после вокзала и сменив одежду, сразу принялась за работу. Она вычистила весь дом, наладила горячее питание. До неё подруги питались в основном консервами и чипсами. Для Кости, стоять у плиты было сущим наказанием, а Ванда любила лепить котлетки, блинчики, готовить супы. Бульоны у неё получались прозрачные, клёцки гладенькие, и таяли во рту. Но лучше всего была жареная картошка. Джакузя настругивала её тоненько, как бумагу и клала на сковородку большой кусок масла. И поворачивала, поворачивала картофельные лепесточки широким ножом до тех пор, пока каждый из них не делался румяным и жирным. По дому она ходила в одних носках, чтоб не создавать шума. Джакузя была рада пожить в тепле и сытости. Она старалась быть незаметной, но это у неё получалось плохо. Она была слишком крупной, с большим бюстом, широкими бёдрами. От неё сильно пахло потом и духами. Но Вера с этим мирилась, ради шикарной кормёжки. С появлением в «Берёзках» бесплатной прислуги и поварихи, они с Костей совсем обленились. Дни и ночи валялись в кровати, играли в эротические игры, меняясь ролями. Иногда Вера была мамой, а Костя дочкой, иногда наоборот. Вера была нежной матерью, а Костя строгой. Она ставила «дочку» в угол, стегала её ремнём, выдёргивая его из собственных джинсов. Костя упрекала Веру в излишней бабистости, требовала жёстких ласк. Просила наказывать её, ставить в вертикальный шпагат, лупить её баллоном из-под пива, наполненным водой. Говорила, что так делали воспитатели в детдоме. Водяная груша не оставляет синяков на теле, и, если бить долго, от неё бывает оргазм. Но Вера была плохой ученицей. Она не могла поднять руки на Костю. Она лишь тискала её грудки, целовала пупок, раздвигала и гладила ноги…

Так было и то злополучное воскресенье. Дачников понаехало много. Лето подходило к концу. Члены садового товарищества торопились достроить свои гаражи и сараи. Каждый был занят своим делом. Повсюду стучали молотки и топоры, грохотало листовое железо. Рабочие из гастрабайтеров усердствовали вовсю. Кто-то выбивал во дворе ковры, кто-то жёг мусор, и запахи дыма влетали в открытое окно на втором этаже. Вера и Костя заснули только под утро. И спали почти до полудня, крепко обнявшись, не обращая внимания на шумы. Ванда с утра заперла дом и уехала на Вериной машине в Балашиху, за продуктами.

Около двенадцати раздался звук шагов по деревянной лестнице. Кто-то поднимался наверх. Костя вскинулась, насторожилась, нащупала под подушкой пистолет. Потрепала Веру за голое плечо. Но та не желала просыпаться.

– Это Рыбка твоя вернулась, – промычала Севастьянова, с трудом разлепляя веки. Она немного ревновала Костю к Левицкой. – Ключ-то у неё одной.