В течение последних нескольких лет я излагал свои мысли об управлении университетом перед разными аудиториями в Соединенных Штатах и за границей. Короткая публикация в «Нью Републик» вызвала несколько писем, содержащих вполне предсказуемые обвинения в элитизме. Выступление перед группой немецких интеллектуалов заставило меня занять оборонительную позицию – разве я критикую континентальные университеты? Да! – в газете появилось совершенно несочувственное изложение моих мыслей. В Израиле, и особенно в Еврейском университете в Иерусалиме, где я выступил с предложением об изменениях в правлении по просьбе совета попечителей, мое имя втоптали в грязь. Профессора, работающие в этом совершенном образчике немецкого университета XIX в. (только с точки зрения управления), посчитали меня классовым предателем и, что еще хуже, проводником американской ереси. Недавно к хору критиков присоединились и голоса из Оксфордского университета (см. примеч. 12).
Высказывания, приведенные мною выше, представляют собой наиболее типичные реакции на мои взгляды в нашей стране. Некоторым эти мнения покажутся правдоподобными – даже логичными. Я не уверен, что они соответствуют фактическому положению дел. Надо помнить, что я никогда не собирался обсуждать американскую систему высшего образования в целом. Я намеренно ограничился ведущими институтами, которых насчитывается от 50 до 100. Может ли кто-либо, рассматривая их послевоенную историю, серьезно настаивать на сохранении status quo? Разве не верно, что управление в ведущих американских университетах более или менее соответствует сформулированным нами принципам? Не должно даже возникать потребности спорить с нами; ведь изменилось почти все. Студенческие организации и состав студентов весьма разнообразны и изменились неузнаваемо; в меньшей мере то же самое можно сказать и о преподавателях. Появились и процветают новые отделения, новые специальности в рамках отделений, новые интересы. Имеет место также существенное изменение программ. Как всегда, консерваторы считают, что произошедшие изменения чрезмерны – забвение Библии, инфляция ценностей, появление ультрамодных и современных предметов, – тогда как левые убеждены, что они незначительны. Я занимаю скорее центристскую позицию: на мой взгляд, произошедшие изменения вполне естественны и укладываются в рамки обычного хода вещей, однако не приходится сомневаться, что status quo изменился.
С интеллектуальной стороны американские университеты изменились более серьезно – и более творчески, – чем школы в любой другой части мира. Нельзя сказать, что этот факт остался непризнанным: за границей предложения о реформировании высшего образования начинаются обычно с изучения американской модели. Я думаю, что это не случайно. Действительно, я абсолютно уверен, что американская философия управления – главный фактор, объясняющий высокий уровень наших университетов. Она делает руководство эффективным; она делает возможным воплощение новых идей; и соединение конкуренции и независимости как нельзя более эффективно подстегивает нас к дальнейшему повышению качества обучения и исследований.
Настоящим предметом споров является не отсутствие изменений. Наших критиков заботят скорее их типы и масштабы. Некоторые выражают недовольство медленным темпом социальных изменений: почему так мало женщин, занимающих постоянные профессорские ставки, и профессоров-негров? На эти вопросы существуют традиционные ответы, однако они не считаются абсолютно убедительными. (Разумеется, другие считают, что социальные изменения идут слишком быстро.) Некоторые выражают интеллектуальное нетерпение: конкретный подход к решению проблемы недостаточно разработан. Энтузиастам кажется, что освоение новых областей идет слишком неторопливо. Некоторые ориентируются на политическую повестку дня, и для своих политических целей используют и университеты. Среди таких целей – уничтожение апартеида, всеобщее разоружение, проповедь достоинств свободного предпринимательства. А в сущности, самое главное состоит в том, что наша система управления совершенно справедливо разочаровывает многих критиков.