untitled

Я тихо сидел на заднем сиденье, глядя на неоновый нимб над

горизонтом — огни Далласа, видные за тридцать миль прерий.

Потом я сказал:

135

— Черт, а знаете, что сегодня за день? Сегодня, типа, мой день

рождения.

Я не сказал, сколько мне исполняется лет, и был готов

соврать, если бы меня спросили. Но, к счастью, никто не

спросил.

— Чув-а-а-а-к! — как-то неуверенно прогудел Бен. — С днем

рождения, чувак!

Концерт проходил в клубе «Гэлакси», и на нем присутство-

вали люди всех возрастов. Перед Беном играла шумная

панк-хардкор-группа Puke. Родители сидели подальше от сцены, закрыв руками уши, чтобы не слышать тот ужасный шум, под

который «колбасились» у сцены их дети. Вокалист группы, весь

покрытый татуировками, закончил песню и заорал в микрофон:

«Что за FUCK? Вперед, скажите слово “fuck”!

Вам ведь разрешают

говорить “fuck” или нет?».

После Puke на сцену вышел Radish . Перед началом выступле-

ния Бен попытался установить контакт с аудиторией. «Кто из

вас смотрел фильм “Бивис и Баттхед уделывают Америку”?» —

спросил он. Пара человек подняла руки. Бен начал говорить

что-то еще, но остановился. Позже, когда я спросил его, о чем

он думал в тот момент, он ответил: «Мне сложно разговари-

вать с аудиторией. Я всегда боюсь, что кто-то скажет: “Заткнись, пацан. Мы не хотим тебя слушать, ты всего лишь пацан”».

Группа начала с песни Simple Sincerity, которую Бен написал

про «войну» за него между лейблами:

Заберите мою простоту,

Заберите мою искренность,

Заберите мою простоту,

Заберите ее у меня!

136

Аудитория среагировала мгновенно. Рок-монстр вырвался из

Бена наружу. Он смотрелся очень неплохо — для подростка.

На третьей песне вокальный микрофон Бена, который Хауи

купил совсем недавно, сгорел, и Хауи бросился на сцену. (На

предыдущем концерте, когда сгорел один из басовых усилите-

лей, Ди едва не растерзала равнодушного бармена, крича ему:

«У них сгорел усилитель! Сделайте что-нибудь!».) Бен сохра-

нял полное спокойствие. Он отошел от микрофона и позволил

Джону закончить песню. Все выглядело так, словно было подго-

товлено заранее. Уорнер Энтнер, стоявший рядом со мной вне

пределов досягаемости небольшой, но потенциально опасной

группы прыгающей у сцены молодежи, прокричал мне: «Пора-

зительное самообладание!».

Группа сыграла Aparition of Purity, во время которой Бен злобно

выкрикивал: «Чистота! Чистота!». Мимо проскользнула млад-

шая сестра Бена, Эбби, танцующая со своим девятилетним при-

ятелем, который написал Бену письмо: «Дорогой Бен! Ответь

мне: ты меня любишь? Ответь мне: я тебе нравлюсь? Я обожаю

твою музыку».

Последней песней была Panamanian Girl.

Сама героиня песни, привлекательная шестнадцатилетняя девушка в ярко-розовых

леггинсах и скромной юбке, стояла перед сценой, глядя на Бена, который, расставив ноги, склонился к своей гитаре, словно

вытряхивая из нее звуки. Девушка протянула руки к Бену. Он

продолжал терзать гитару. Это был один из тех «настоящих»

моментов, который, как надеялся Дэнни Голдберг, скоро можно

будет продать миру в форме товара: жест девушки (возможно, иронический) в видеоклипе. Но, по крайней мере сейчас, это

был настолько невинный и радостный эпизод, что Уоррен Энт-

нер и я посмотрели друг на друга широко улыбаясь.

137

Вернувшись в Нью-Йорк, я посетил Роджера Гринауолта в его

квартире в Верхнем Вест-сайде. Было еще холодно, мороз, напав-

ший на город перед днем инаугурации, все никак не отпускал.

Я доехал до Верхнего Вест-сайда на метро. В кинотеатре на

Восемьдесят четвертой улице шли «Звездные войны». У входа

кутались в воротники люди, надеясь, что фильм согреет их тро-

гательными воспоминаниями — фильм, излучающий главным

образом ностальгию. Так мы и пытаемся плыть вперед, борясь с

течением…

Квартира Гринауолта была на Восемьдесят третьей улице на

первом этаже. Снаружи завывал ветер, но в квартире было тепло, свет неяркий, горели свечи и играла музыка. Я, Роджер и его

красивая юная подруга-модель Джилл сидели на диване, попи-

вая хороший скотч. Гринауолт, сделав многозначительный

жест, произнес: «Идеальная карьера — это как идеальное престу-

пление. Я сижу здесь на диване с красивой девушкой, пью скотч

Macallan и рассказываю тебе свою историю. И это хорошо».

Роджер когда-то был лучшим четырнадцатилетним гитари-

стом в своем городке и тоже хотел стать рок-звездой. Ближе всего

он подошел к своей мечте во время «новой волны» начала вось-

мидесятых, когда играл в группе Dark музыку в стиле Брайана

Ино и Дэвида Боуи и одновременно записывался и выступал с

Риком Окасеком и группой Th e Cars. Но, в конце концов, Роджер

сказал себе: «Это все не то». Он стал сессионным гитаристом, а

теперь в основном продюсером, который делает великолепные

фонограммы для других групп. Его главной мечтой было убе-

дить одну из пяти крупнейших звукозаписывающих компаний

дать ему деньги на то, чтобы открыть свой лейбл. Radish , которую

он называл своим детищем, могла помочь ему в этом.