Уорхол

На «Фабрике» Эди снялась еще в фильмах Bitch, Restaurant, Kitchen, Prison (Тюрьма), Face (Лицо), Lupe, Afternoon, Outer and Inner Space

. Она стала «фавориткой», и все прихлебатели, окружавшие Уорхола, наперегонки добивались ее расположения, старались завладеть ее вниманием. Это было одновременно смешно, неожиданно и трогательно.

Но в конце 1965 года из-за ее капризов, вспышек гнева, необузданности и прогрессирующего потребления наркотиков всех видов Эди начинает отдаляться от Уорхола. К тому же его сильно раздражало почти постоянное присутствие возле нее Боба Дилана. Тот соблазнял ее перспективой (весьма туманной) сняться в «настоящем» кино, одновременно укрепляя ее во мнении, что Уорхол несет ответственность за то, что с ней происходит, поэтому с ним надо порвать.

Боб был не единственным, кто обвинял Уорхола в том, что он «подталкивал молодых людей к саморазрушению» – именно эти слова бросил ему в лицо поэт Грегори Корсо[483]. В книге «ПОПизм» Уорхол так ответил на эти нападки: «Меня обвиняли в том, что я получаю удовольствие от причинения зла другим или намеренно подталкиваю людей к саморазрушению, чтобы иметь возможность снять их на кинопленку. Я не считаю себя до такой степени злонамеренным. Я всего лишь реалист. Еще совсем молодым я понял, что если я кому-нибудь говорю, как следует поступить, то это ни к чему не приводит. Люди меняются только тогда, когда сами к этому готовы, иногда они умирают раньше, не дождавшись. Невозможно их заставить измениться, если они сами того не захотят. Наоборот, если они сами захотят измениться, никто и ничто не сможет им помешать».

После разрыва с Уорхолом Эди совершенно потерялась. Она стала очень неуравновешенной и уязвимой, не способной ни на чем сконцентрироваться. Теперь она просто плыла по течению, превратилась в суматошное, жалкое существо и умерла в 1971 году. Марк Брюс[484]

, хорошо ее знавший, так отозвался о ней: «Эди была очень умной девушкой, но безнадежно пропащей».

На экране она была лучезарной. Складывалось впечатление, что камера ее обожала, а она была влюблена в камеру. Самый маленький эпизод с ее участием словно озарялся от ее присутствия, от ее внутреннего сияния и обаяния. «Все фильмы с участием Эди сейчас, когда я думаю об этом, представляются мне такими невинными», – говорил Уорхол в книге «ПОПизм» с несвойственным ему ностальгическим чувством. Возможно, таким образом он ставил точку. Возможно, огорчившись их разрывом, которого хотели многие, но на него решилась она сама, Энди просто старался быть объективным.

С другой стороны, он продолжал сбивать с толку своих биографов: «Поскольку у нас не было денег на съемки больших фильмов со множеством купюр, монтажных склеек и тому подобного, я приложил все усилия, чтобы упростить съемочный процесс, и мы стали делать фильмы, где использовали каждый сантиметр пленки, потому что это экономичнее, проще и намного занимательнее. К тому же у нас не оставалось никаких отходов. В 1969 году мы стали прибегать к монтажной резке, но даже в наших собственных фильмах я отдаю предпочтение всему, что вырезано. Эти отрезанные кусочки восхитительны, и я их заботливо храню».

Не получив возможности приехать в Голливуд со своими фильмами, где он исследовал человеческое поведение, чего ранее никому и в голову не приходило коснуться – садомазохизм и трансвестизм, что, по словам Тавела, открыло двери эксгибиционизму, Уорхол в 1967 году отправился в Канны. Там он рассчитывал, как и Ив Клейн с Mondo Cane

[485], получить признание.

Разве его фильм The Chelsea Girls не был включен в программу Пятнадцати режиссеров?! Включен-то он был, но не был показан! По одним сведениям – он не был пропущен цензурой, по другим, например Мекаса, – не смогли найти второго кинопроектора, который был необходим для показа. Также возникли проблемы административного характера. Заявка на участие не была вовремя доставлена в организационный центр фестиваля.

Но это не помешало Уорхолу и его свите (Пол Моррисси, Герард Маланга, Лестер Перски[486]

и участники группы Velvet Underground) вваливаться в клубы и на вечеринки с мрачными угрожающими физиономиями, одетыми в черную кожу, с хлыстами, перекинутыми крест-накрест, что провоцировало вспышки скандалов то здесь, то там. Они были готовы на все, чтобы быть замеченными: подарок для прессы, но не для кинопрокатчиков, весьма посредственно оценивших американский андеграунд.

Анри Ланглуа показал фильм в Париже, в «Синематике», на полуночном сеансе, 19 мая, как в свое время демонстрировал фильмы «Пламенеющие создания», «Кольцо Скорпиона» и Pleasure Dom с оглушительным шумом!

«В походе никакая, пусть даже самая красивая, шляпа в мире не стоит пары прочных удобных ботинок», – сказал Пьер Дак[487].