Резко возросшая динамика изменений требует постоянной смены предметов в учебных планах университетов. Следует создавать системы информационного удержания своих выпускников путем помощи их профессиональному росту. Например, еженедельно и ежемесячно он должен получать электронные обзоры всего того нового, что возникает за время его отсутствия в высшей школе, которая задает для него индивидуальный путь к его собственному набору знаний.
Динамика изменений резко завышает роль неопределенности, вызывая к жизни новые научные и учебные дисциплины типа «Планирование в условиях неопределенности». Неопределенность становится привычной точкой отсчета. Ее опасность состоит в том, что оттуда может происходить любая динамика изменений, как это случилось после 11 сентября. Динамика и неопределенность станут постоянным факторами будущего развития. Но это требует академической среды с принципиально другой отправной точкой.
Даже военные, давая рекомендации по образованию, подчеркивают необходимость при обучении офицеров выходить за пределы технологической ориентации и точных наук [2. – P. 282]. Для эффективного принятия решений надо изучать исторические науки. С другой стороны, следует определить науки, которые указывают направление развития мира, что необходимо для понимания будущих поколений с точки зрения войн.
Для этого предлагается смена парадигмы с «Быть. Знать. Действовать» на «Быть. Учиться. Действовать» (цит. по [3. – Р. 4]). И еще: «Лидерство символично. Это влияние значений и интерпретаций, которые как важные составляющие предоставляются для функционирования организации. Язык и символизм являются первичным инструментарием работы лидера» [3. – Р. 9]
В принципе необходимо учиться работать с рисками [4] и с неопределенностью, роль которых в дальнейшем будет только возрастать. Резкое усложнение мира требует изучения теории хаоса, теории комплексных систем, нечетких логик и т. д. Система образования давно уже стала запаздывать, особенно в постсоветских странах, где нет той сцепки науки и образования, которая есть на Западе.
Образование не дает специалиста, который может без переподготовки приступить к работе. Потеряна не только практическая составляющая, которой не было в полной мере почти всегда. Потеряна и теоретическая составляющая, которая отличала советскую школу до этого.
Сегодняшняя система образования буксует. Советская система допустила перепроизводство людей с высшим образованием. Точнее, говорит С. Переслегин, виноват не ресурс, а кризис проектности, который не смог перевести этот ресурс в развитие [5].
Свой набор решений он видит в следующем виде (с. 536):
– «образование взрослых»;
– отделение начальной школы от средней;
– деятельностный подход к образованию;
– повторное (или второе) высшее образование;
– система реимпринтирования навыков.
Последний вариант связан с разрывом между начальной и средней школой, в связи с чем следует возвращаться на более ранний этап, чтобы импринтировать недостающие навыки. С образованием взрослых и реимпринтированием он связывает всплеск культуры в двадцатые годы.
Его видение современного образования принимает следующие формы:
1. Современное образование не обеспечивает карьерного роста и потому недостаточно востребовано.
2. Все образовательные цепочки готовят специалистов среднего звена, в то время как рынок рабочей силы нуждается преимущественно в неквалифицированном труде и в услугах профессионалов высшего класса.
3. Функции образования как системы, интегрирующей личность в социум, перешли к телевидению, рекламе, таблоидам.
4. Эффективность образования как системы воспроизводства информации неуклонно падает, потому что, в частности, снижается возраст потери познавательной активности.
Но одновременно, к примеру, К. Эрнст, генеральный директор «Первого канала», также констатирует, что зритель ушел от них (потери канала в районе 25 %), то есть и телевидение теряет ту функцию, которую ему отдает С. Переслегин [6]. Кстати, российская социология показывает, что и канал РТР ушел к аудитории возрастом 55+. То есть заданные форматы телевидения оказались губительными для него самого.
С. Переслегин, вслед за В. Княгининым, говорит о смене формы учебных коммуникаций: не лекция, не диалог, а конференция. Передовые учителя (российские и американские) предлагают проектный метод, когда ученики совместно ищут ответ на заданную проблему [7].
Японский проект увидел единственный ресурс Японии в людях. Поэтому для двадцать первого столетия предлагается принципиальная смена системы образования, когда три дня включают обязательные занятия в школе, а оставшиеся два дня «плохиши» будут находиться на повторе, зато лучшие должны получить те предметы, которые они только захотят. И это все должно обеспечить государство.