— Тогда уж ещё конкретнее, — не смог я не улыбнуться. — Всё, кроме меня, потому что на тот момент я ещё не был Свидетелем…
— Ого! И то правда! — Геродот отпрянул от стекла, подскочил ко мне, вперил в меня взгляд, схватил за руку и начал её трясти. Надо сказать, что вблизи его нос не казался таким уж курносым, скорее кортофелеподобным, гипертрофированно увеличенным, словно под лупой. — Вы молодец! Поздравляю! Такое открытие сделали! Оно дорогого стоит! Так что не переживайте на счёт денег. Считайте их инвентарем, которым пришлось пожертвовать в ходе опасного эксперимента!
Нельзя сказать, что меня сильно удивили слова Геродота, — рой мыслей, связанных с возможным моим наказанием за утрату огромной суммы, был каким-то неестественным, очень похожим на то скопище мыслей, которые берутся неизвестно откуда и улетают неизвестно куда, никак не влияя на окружающую действительность, — похожие на тени, сложившиеся случайным образом, собранные из других теней: вот нечто, похожее на огромного пса, который получился из причудливого сочетания плывущего по небу облака и медленно качающейся кроны дерева, — неожиданный порыв ветра разрушил этот образ, не оставил ему ни единого шанса на то, чтобы воплотиться, — и всё, нет больше не то чтобы пса, но даже тени от него. Я научился отличать эти неспособные ворваться в реальность мысли от тех, которые подобны стреле или пуле — летят с бескомпромиссной целеустремленностью, но вместо разрушения несут созидание, выстрел, полёт, взрыв воплощения во что-то, до чего можно дотронуться.
Рой мыслей об утраченных деньгах тоже летел, но ударившись о препятствие, рассыпался в прах вместо того чтобы превратиться во что-то реальное. Мне больше не хотелось ни думать, ни говорить об этом, я смотрел в пытливые глаза Геродота и пытался донести до него то, что меня больше всего беспокоило, и чтобы не я первый начал говорить об этом, а он. И, надо отдать ему должное, он, хоть и не совсем так, как мне хотелось, но отреагировал:
— Вы проявили чрезвычайную настойчивость в моём выслеживании. Я давно заметил вас, но не спешил к вам подходить, всё надеялся, что вы сами сделаете первый шаг… Не сделали… Ну, что ж… У меня не хватило терпения, и я сам к вам подошёл… Я, конечно, догадываюсь, о чём вы хотите меня спросить, но, может быть, на этот раз вы проявите инициативу…
Каким-то совершенно бессмысленным занятием представлялась мне попытка переубедить Геродота в том, что я его выслеживал. Несмотря на всю кажущуюся случайность нашей встречи, он был мне необходим и, по большому счёту, более, чем кто-либо другой. Возможно, рано или поздно я бы сам пришёл к мысли, что именно Геродот является тем человеком, который способен меня внимательно выслушать, вникнуть в мои тревоги, проанализировать их и дать им адекватную оценку. И, самое главное, объяснить причину их появления, основываясь на знании того, что в нашем мире происходит. И, придя к такой мысли, я бы стал искать и выслеживать именно Геродота, а не кого-то другого, пытаясь улучить удобное мгновение, чтобы обратиться к нему.
Случай опередил меня. Я встретил Геродота и оказался в его доме. И начал говорить: не только о том, что меня в последнее время беспокоит, но и вообще обо всём, что приходило в голову. Я шёл, едва касаясь пальцами гладкого и холодного стекла, отделяющего нас от бездны — оно не выглядело толстым и прочным, — казалось, небольшого усилия хватит, чтобы его выдавить, а потом… Прыгнуть вслед за ним в Исчезновение?.. Нет! Пальцы скользили по стеклу, и это непривычное ощущение приятно радовало и будоражило… Я говорил и шёл вдоль прозрачной стены. Дойдя до угла, поворачивал и шёл дальше, — Геродот с девушками не отставали, слушали с огромным вниманием, не перебивали. Не знаю, сколько раз я обошел квартиру вдоль её прозрачных ситен, слова иссякали постепенно, сначала я наносил их на холст толстым слоем, а потом добавлял легкими мазками, чтобы максимально приблизить картину к завершению, — и вот, наступил момент, когда к ней нельзя было больше прибавить ни одного штриха. Я ещё некоторое время молча ходил вдоль стены, и мои благодарные слушатели не останавливали от меня и не прерывали моего молчания, предполагая, видимо, что мне ещё есть что сказать.
— Ну, что ж…. — наконец осторожно бросил пробный камень в тишину Геродот, словно проверяя, проглотит ли она его. — Квадратное солнце… Что ж… Это интересно… А если я скажу вам, что дама Т, ушедшая в Исчезновение, не выдумала его, и ей оно не померещилось? Что если я скажу, что квадратное солнце действительно существует? И оно — не мираж и не иллюзия.
— Скажите, — мне почему-то очень захотелось присесть, но не на стул, а прямо здесь на пол рядом со стеклянной стеной, чтобы просто сидеть и смотреть сверху на бесконечную ленту Города. Почему Геродот до сих пор не устроил здесь наблюдательный пункт? Зачем убрал все сидячие и лежачие места вглубь квартиры?