Уроборос. Проклятие Поперечника

— Я готова положить любовь на алтарь свободы! — с гордым видом объявила Гертруда.

— Ну а ты что скажешь, Аделаида? — обратился Геродот к девушке, ухаживающей за ним. — Готова чужое имя присвоить? Будешь без зазрения совести говорить: Я Гертруда. Ты Геродот. Мы любим друг друга на зло всему этому проклятому миру!

— Это всё неважно, — ответила Аделаида чрезвычайно спокойным и вдумчивым голосом Гертруды. — Я готова хоть табуреткой назваться и пойти на какой угодно обман, лишь бы добиться твоей любви.

— А ещё мне нравится его новый статус, — честно призналась Гертруда. — И все вытекающие из этого привилегии и возможности. Если бы он работал простым менеджером Банка, ни за что на свете не пошла бы к нему в секретарши. А тут: шикарный автомобиль с личным водителем, пентхаус, занимающий целый этаж самого престижного жилого комплекса, отдельный лифт в квартиру, ежедневная доставка любых блюд от самых модных поваров Города, изысканная сервировка. Обязанностей немного — можно даже сказать, одна единственная — быть картой в колоде, состоящей всего из двух одинаковых карт, периодически перетасовываться, пытаясь обмануть этого балбеса!..

После этих слов девушки весело защебетали, стремительно сблизились, взялись за руки и закружились подобно волчку, так быстро, что превратились в одно целое, подняли целый вихрь обворожительных ароматов, исходящих от их разгоряченных тел и бесчисленных блюд на столе. Вращаясь, светясь изнутри теплым розовым светом, волчок легко скользил по полу, двигался вокруг стола, — казалось, ещё немного, и выпорхнет в окно парить над Городом. Но вдруг остановился, и девушки снова предстали перед нами во всей своей красе.

— Как вам такие поперечники? — спросил Геродот, лишь мельком взглянув на девушек. Он сидел за столом, казалось, для проформы, к еде так и не притронулся, без тени печали. С огромным любопытством смотрел прямо перед собой, как будто там было что-то, кроме воздуха, прозрачной стены и неба над Городам. — Старый трюк. Долгое время они пытались меня им одурачить. Но стоит мне всего одним глазком на них глянуть, как я моментально определяю, кто есть кто… А вы сможете определить, кто из них Гертруда, а кто Аделаида?

Я с удовольствием продолжал отправлять разные вкусности себе в рот, пережевывать и глотать, а также смотреть на чудесно красивых и утонченных созданий, стараясь понять невозможное — чем же они всё-таки отличаются друг от друга, ведь отличал же их как-то Геродот… Если всё-таки отличал… Странное подозрение проникло мне в мозг, и я тут же поспешил его высказать:

— Не вижу никаких отличий между ними. Предполагаю, что и вы не видите, уважаемый Геродот… Девушки давно обманули вас и продолжают обманывать. И вам лишь кажется, что вы знаете отличие, а на самом деле просто тыкаете пальцем наобум. Это Гертруда, а это Аделаида… Не всё ли равно? Одну приходится любить, а другую нет. Это неизбежность. И что изменится, если они поменяются местами?

— Смелое предположение. И вы далеко не первый, кто его сделал, — едва заметно улыбнулся Геродот. — Но оно, к сожалению, в корне ошибочное. Моя способность отличать этих поперечников или, лучше сказать, поперечниц, многократно подтверждалась экспериментальным путем. Например, девушки зажимают в ладошках небольшие бумажки со своими именами или разные предметы, потом вертятся, как безумные, у меня на глазах или нет… Без разницы. Я всегда безошибочно и молниеносно определю, кто из них кто. Мы можем вам это продемонстрировать…

— Не стоит, я охотно верю, — это я сказал из вежливости, а на самом деле мне очень хотелось увидеть этот метод, позволяющий убедиться, что Геродот действительно умеет каким-то таинственным образом отличать девушек.

— Вера слепа и предшествует знанию. Сейчас мы вас в этом убедим…