— Что-то подсказывает мне, что пойти вон вы не готовы, ведь в вашем положении это означает — полететь с горы кубарем вместе со своей благоверной супругой и до нельзя избалованным выводком, привыкшим к сладостному безделью и движениям, состоящим лишь из бездумного и бесконечного хождения по ресторанам и шопинга, у которого лишь одна цель — попытаться насытить то, что насытить невозможно, то есть прорву, которую они из себя и представляют. Выйти вон для вас и для них — значит выпрыгнуть из окна многоэтажки и разбиться в лепёшку, но перед этим ещё узнать, что с председателя Конституционного суда сорвана мантия в прямом и переносном смысле слова, ведь все подконтрольные мне средства массовой информации, которых с каждым днем становится всё больше, как верные псы, получив указание хозяина и видео, доказывающее моральное вырождение вашей чести, с остервенением набросятся на вас и будут рвать в клочья, пока даже их не останется. Они отыщут и выволокут на свет божий и суд мировой общественности все скелеты и всё грязное бельё, коего у вас и вашей семейки припрятано предостаточно: шуму будет, конечно, много, но лично мне это лишь на пользу — создаст имидж борца за моральный облик госслужащих. Но каково будет вашим родственникам, только представьте! Лететь в пропасть и видеть перед глазами жуткую картину мужа и отца с голым задом, который рьяно охаживает девица, затянутая в кожу! И даже не узнать, что у неё в руках дорогостоящий, сделанный специально на заказ, флоггер, а не какая-то там банальная тартарская плетка.
Дмитрий Дмитриевич сделал паузу, давая председателю возможность представить красочную картинку полёта его семейства с заоблачных высей, убедился, что его жертва, насыщенная ядом, больше не представляет никакой опасности, — ни боднуть, ни лягнуть, ни укусить, ни нагадить, — ничего не может, и добавил последний штрих к картине превращения независимого председателя Конституционного суда в послушного исполнителя его воли:
— А раз вы не готовы пойти вон, тогда делайте в точности то, что вам скажут. За дверью моего кабинета вас ожидает постоянный куратор. Получите от него подробнейшие инструкции, регламентирующие вашу, так сказать, деятельность на посту главного стража Конституции, и в дальнейшем будете работать именно с ним, чтобы иметь полное понимание того, как вам необходимо поступать в той или иной ситуации. Наше же с вами общение на том прекращается, надеюсь больше мне не придётся лицезреть вас в поле своего зрения. Можете проваливать ко всем чертям…
Председатель сделал было робкое движение, но Дорогин резко остановил его:
— Вы ничего не забыли? — идеально прямым и острым, как наконечник копья, пальцем, указал на предмет на своём столе. — Заберите свою мерзость с глаз моих!
У председателя ходуном ходила нижняя челюсть, довольно громко клацая зубами, заметно подгибались и тряслись колени, но он нашёл в себе силы подойти к столу, завернуть в полиэтиленовую пленку флоггер, спрятать его под пиджак и выйти из кабинета, где его уже поджидал хмурый куратор. А Дмитрий Дмитриевич в тот же день дал распоряжение заменить в своём кабинете стол, осквернённый мерзким предметом председателя.
И теперь этот любитель флоггера — предмета, максимально не соответствующего его должности, — это как если бы звезда по имени Солнце, вместо того чтобы постоянно гореть, освещая и согревая пространство вокруг себя, изредка перевоплощалось в черную дыру, чтобы зиять кромешной тьмой и всё пожирать, — облаченный в мантию высшего закона Тартарии, стоял у микрофона под прицелом сотен видеокамер, передающих на весь белый свет изображение его благообразной рожи, сообщающей, что в полном соответствии с Конституцией Дмитрий Дмитриевич Дорогин становится президентом Тартарии и теперь для окончательного вступления в должность он произнесет клятву, слово в слово, прописанную в Конституции, положив на неё руку. Это, как если бы какой-нибудь святой угодник, днем непрерывно постящийся и творящий невиданные чудеса, исцеляющий больных и воскресающий мертвых, ночью скидывал с себя вериги и власяницу, облачался в одежды греха, пировал вместе с разбойниками, в пьяном виде возлежал с падшими женщинами, брался бы за топор и шёл рубить головы всем подряд, в том числе и тем, кого сам же облагодетельствовал перед этим.