Усадьба леди Анны

В поездке на Север королевства весточки от жены были как глоток свежего воздуха. Удивительное понимание, что сквозило в ее письмах и стихах вызвало не просто интерес к ней, но и желание понравиться, приобрести тонкого и умного собеседника.

«Пусть даже она уродлива, какая разница? Даже через семь лет развод — большой скандал. Пусть себе живет там — с ней вполне допустимо переписываться. Кто знает, может быть, она так же собирает стихи. Знает каких-то эспанских авторов».

Последнее письмо брата выбило его из колеи окончательно. Именно тогда, отправив отцу все отчеты, он рванул в Перванс. Уже там до него стало доходить, что жена вовсе и не уродина. Зато сильнее стали мучить мысли о том, что сам то он теперь — далеко не красавец.

А так же появился стыд за полное пренебрежение ее безопасностью.

«Спихнуть ее на руки этой самой Трюффе было довольно непорядочно с моей стороны… Конечно, от матери я не ожидал, но ведь не за мою мать девушка и замуж выходила…»

Встечи с женой он ждал. Ждал и опасался…

За королевским столом Макс волновался просто неприлично и хотя украдкой рассматривал Анну, цельного образа так и не получил. Усвоил только, что она миловидна и свободна в разговоре, чем-то напоминает яркую бабочку, которую так легко спугнуть.

Так Максимилиану казалось до тех пор, пока она не начала декламировать ему в ответ. Это был момент какого то странного озарения, восторга, приятия постороннего, в общем-то, человека в свою душу. Потрясение от того, что не чужие строки и мысли, так тонко подобранные, она вкладывала в свои письма.

Если бы его сейчас спросили, как выглядит его жена — он не смог бы ответить четко. В памяти остались только яркие детали, а образ расплывался и казался переливчатым, как чистой воды бриллиант на солнце.

Он начинал писать и бросал, комкая дорогую бумагу, пытаясь выплеснуть на нее все то, что клубилось сейчас в душе. Все свои смутные мысли и ощущения, все разом. Снова рвал лист, опасаясь спугнуть бабочку, опасаясь, что не она поймет, что напугает ее сумбуром и хаосом эмоций…

И только к моменту, когда в окне забрезжили первые розовые отблески встающего солнца, усталость взяла свое. Мысли чуть успокоились и строки легли на бумагу точно и ровно, выражая почти то, что хотел сказать Макс:

Не чувства кружат голову мою,И не туман похмельного угара,А то, что очень долго на краю

Стою, и целый мир со мной на пару.Мы с ним оцепенело смотрим вниз,На облака и сизый полог дыма.А под ногами крошится карниз,Не слишком резво, но неотвратимо.И отойти бы, только не могу,С опаской наблюдаю за соседом.

Качнёт его — и полетим во мгу,Сорвёт меня — и он за мною следом. И потому, предвосхищая крах,Дышать стараюсь тише и пореже.Одна надежда, где-то на верхахЕщё остался тот, кто нас удержит.

«Почти то» — это потому, что даже самому себе он еще опасался признаться, что, кажется, влюбился в собственную жену.

Дописав, он поставил точку и с сомнением перечитал текст.

«Вот как бывает, когда пишешь сам! Странное ощущение. Но это — совсем недурно написано. Или я льщу себе? До сих пор все, что я пробовал создать, было весьма корявым, но ведь я это видел и замечал. А сейчас… Но вдруг я ошибаюсь и это — бред а не стихи?!»

После некоторых размышлений он так и не рискнул приписать еще хоть пару строк. Запечатал письмо воском и нетерпеливо поглядывая в окно размышлял, сколько еще нужно ждать, чтобы не потревожить ее сон?

Его не беспокоили сейчас мысли о телесном контакте и прочих прелестях супружеской жизни. Ему хотелось разговаривать с ней, удивляться совпадению в мыслях и ощущениях и требовать объяснений, когда они не совпадут. Ему хотелось знать, как она жила раньше и о чем думала. Как росла в роскошном дворце и что любила в детстве. Каждая кроха такой информации казалась ему драгоценной.

Особенно, конечно, хотелось знать, что она думает о нем самом. Но эти мысли он стыдливо прятал на задворки сознания — даже просто разговор с ней казался Максимилиану чем-то драгоценным и не слишком достижимым.

«Если она… Если она не захочет меня видеть… Я пойму. Многое успел напортить, конечно. Да и иметь мужа-урода… Возможно, она будет стыдиться меня?»

А еще ему хотелось сидеть с нею рядом, иметь право смотреть ей в лицо и видеть улыбку, понять, что любит она в этой жизни, что привлекает ее внимание Зачем ей этот странный контракт на солдатскую одежду? Ведь все доходы с Преванса, а они, как оказалось, весьма велики, теперь пересылают ей. Так к чему столько хлопот и докуки?

Письмо он отправил утром, как только это стало прилично по времени, и строго наказал лакею: