— Здесь все не вяжеться, Макс! Откуда на документе могут быть подлинные подписи и печати моей эспанской родни?
— Амбосио указал, что пакет с документом возила в Эталию Бертина, как истинная и преданная дочь эспанской церкви.
Слезы текли из глаз Анны сами собой, она их как будто не замечала. Просто сидела и смотрела в никуда…
Макс отодвинул свое кресло, шагнул к ней, встал на колено, чтобы не давить на нее своим ростом, а потом просто устроился на полу, бережно взял холодную руку и принялся поглаживать тонкие нежные пальцы.
— Анна…
— Я не понимаю! — она торопливо вытирала слезы прямо рукавом платья, но руку свою у него не отбирала, повторяя снова и снова: — Я не понимаю! Я просто не понимаю…
— Предательство — это всегда больно. И почти всегда непонятно.
— Кому теперь можно верить? Кому?! — Анна всхлипнула. Казалось, еще немного, и она сорвется в истерику.
Максимилиан крепко сжал руку и потянул ее к себе. Потянул аккуратно, просто задавая вектор движения, а не принуждая.
Сперва ему казалось, что она сопротивляется, что сейчас отберет руку и уйдет, уйдет насовсем, так и не поверив ему… Но удерживать сильнее он не стал, оставляя выбор за ней…
С кресла Анна встала так резко, что сердце у герцога замерло. Он не рискнул подняться с пола. А жена, положив ему руку на плечо, как будто ждала чего-то, всматривалась ему в глаза.
— Макс…Я не знаю, как мне сейчас быть… — почему-то говорила она еле слышным шепотом, и так же тихо он ответил ей:
— Это ты должна решить сама, Анна…
Прошуршал тяжелый шелк платья, она опустилась на колени рядом и протяжно всхлипнув, уткнулась ему в плечо. Максимилиан гладил чуть вздрагивающую спину и приглушенно говорил:
— Все закончилось, родная… Все уже закончилось. Я всегда буду рядом.
Постепенно она затихла, как будто согреваясь под его рукой, затем немного повозилась, устраиваясь удобнее, шмыгнула носом, вздохнула и спросила:
— Я… у меня глаза, наверное распухли?
— Ты очень красивая, Анна! Очень!
Она зажмурилась, как ребенок, опасающийся чего-то, вытянула губы трубочкой и чмокнула его в щеку…
Глава 58
Разумеется, после первой совместной ночи они сбежали из Парижеля в небольшой охотничий домик, откуда их смогли вытащить только через месяц и только личной запиской короля. Луи-Филипп потребовал от брата вернуться в столицу и начать службу. Спорить с его величеством было решительно невозможно.
Анна проснулась раньше мужа, немного поворочалась, выбираясь из под накрывшей её руки, и затихла повернувшись к нему лицом. Полоска шрама по прежнему стекала через все лицо мужа, но она ее просто не заметила. Это было что-то сильно привычное, точно знаешь, что оно существует, но не видишь в упор.
Темные широкие брови, темные ресницы, не слишком длинные, но густые; прямой ровный нос, рот смешно приоткрыт, как у ребенка. Смугловатая кожа, одна щека чуть сплющена подушкой, крепкий подбородок сбрызнут отросшей за ночь щетиной.
Анна протянула руку и легко коснулась шероховатой скулы. Макс заворочался, открыл один глаз, неожиданно четко и ловко поймал трогающую его руку и потянул жену к себе:
— Попались, ваша светлость?!
Почти полгода семейной жизни научили Анну некоторым странным вещам.
Научили понимать, что как хозяин земель Максимилиан весьма посредственный специалист: почти все его владения были отданы под управление служащих. Когда она заикнулась, что нужно все и всегда проверять лично, он, кажется, только вздохнул с облегчением и выдал ей доверенности на все поместья и провинции.
— Если ты захочешь, то сможешь посылать туда проверяющих и получать от них независимые отчеты.
— Ты так доверяешь мне?
— Ты моя жена, — легко пожав плечами, ответил он. — Если тебе надоест этим заниматься, просто скажи мне.
Она узнала, что он достаточно равнодушен к еде, но прилично разбирается в винах, хотя и пьет их редко. Гораздо реже, чем принято при дворе.
— Некоторые из них хороши, чтобы согреться или, наоборот, утолить жажду в жару. Но они почти всегда дурманят голову, так что я предпочту взвар.
Узнала, что минимум через день он тратит несколько часов на упражнение с мечом или саблей.
— Макс, зачем тебе это?! Ты всегда ездишь в сопровождении охраны, — ей был просто интересен ответ мужа.
— Аннушка, мужчина должен уметь постоять за себя и свою семью, — он так удивился вопросу, что не сразу смог четко сформулировать ответ. — А если охрана погибнет, я должен смириться и дать перерезать себе горло?! Нет, радость моя. Случись что, я буду сопротивляться до последнего и прихвачу с собой на тот свет всех врагов, до которых дотянусь.
В той жизни у Анны никогда не было таких врагов, но сейчас, вспоминая историю с попыткой ее отравить, она вынуждена была согласиться: здесь его упорство на тренировках — очень ценное качество.
Как ни странно, ее муж был довольно равнодушен к роскоши что в одежде, что в интерьере. Ему достаточно было, чтобы все «красивости» были на должном уровне, не более.