Успех

Вообще шофер Ратценбергер по сугубо личным мотивам проявлял живейший интерес к надгробным памятникам. Дело в том, что его старшая сестра, умершая старой девой, большую часть своего наследства завещала на сооружение внушительных размеров медного ангела на ее могиле. Сильно разросшейся семье Ратценбергеров после смерти сестры жилось трудно. Все пятеро оставшихся в живых братьев и сестер Ратценбергер, за исключением одного, жили в предместьях Гизинг и Хейдхаузен, все они во время войны и затем в период инфляции изрядно голодали. Семья одного из братьев, Людвига Ратценбергера, состоявшая из семи человек, ютилась в единственной комнате, и все — мужчины, женщины, дети, — спали буквально вповалку. Между родственниками начался раздор: все следили друг за другом, как бы кто-нибудь не продал медного ангела и не прикарманил деньги, которые каждому очень бы пригодились. Ангел был средних размеров, вернее, даже вполне солидных, он скорбно склонял большую пальмовую ветвь и был облачен в широкое, с пышными складками одеяние, на которое ушло немало меди. Государство тогда нуждалось в меди, и по закону ангела полагалось переплавить на пушку. Но то ли случайно, то ли, как предполагали родичи Ратценбергера, благодаря его связям с местной полицией, но только ангел уцелел во время кампании по сбору металлолома. Права собственности на ангела были достаточно спорными. Однако бесспорной оставалась попытка одного из наследников — а подозрения падали на Людвига, сына Франца Ксавера Ратценбергера — утащить сей надгробный памятник, каковая потерпела крах лишь из-за непомерной тяжести медного ангела. После этого семьи долго еще следили друг за другом, постоянно выставляя на кладбище настоящие дозоры. Какой-то практичный человек посоветовал памятник продать, а деньги поделить между всеми родственниками. Но так как старая дева, над бренными останками которой безутешно горевал ангел, была добрейшей души существом, а самое главное, так как семейство никак не могло договориться, кому сколько причитается, то полюбовное соглашение не состоялось. Из-за этих семейных дрязг, в которых Франц Ксавер Ратценбергер принимал самое деятельное участие, однажды даже ранив в голову одного из братьев, о чем упоминалось на процессе Крюгера, он живо интересовался надгробными памятниками, и мавзолей Ротшильда запал ему в завистливую душу как грандиозный символ полноты власти.

В городе Мюнхене в те времена проживало несколько евреев по фамилии Ротшильд. Падкий, как и большинство жителей Баварского плоскогорья, до романтических измышлений, шофер Ратценбергер находил прямую связь между этими Ротшильдами и величественным надгробным памятником. В частности, он утверждал, будто Ротшильд, владелец шляпного магазина в центре города, — из семьи этих магнатов. Когда же ему заметили, что вряд ли столь богатый человек стал бы лично обслуживать покупателей и подбирать им шляпы по размеру, Ратценбергер, ловко нарезая редьку на ломтики, объяснил, что это-то как раз и подозрительно и тут ярко проявляется коварство и хитрость этих зловредных подонков. Однако собутыльники скептически отнеслись к его доводам. И тогда шофер Ратценбергер вконец распалился, отшвырнул редьку, соль и нож и предложил собутыльникам разнести вдребезги витрины у этого поганого пса Ротшильда, а его самого избить. Приятели встретили предложение шофера без особого энтузиазма, а булочник, его сосед по столу, принялся даже защищать владельца шляпного магазина, которому он уже не один год поставлял хлеб. Ротшильд, по его словам, очень спокойный человек, и весьма неправдоподобно, чтобы он развязал войну. Шофер Ратценбергер совершенно рассвирепел: он злобно кусал свои густые, пшеничные усы, а его круглые светло-голубые глаза в бессильной ярости сверлили булочника. Он отхлебнул пиво.

— Таких убивать мало, — сказал он, вытирая пену с усов и злобно глядя на булочника. Он, Ратценбергер, точно знает, что этот Ротшильд входит в тайный союз. Однажды он вез на своей машине этого Ротшильда вместе с галицийским раввином и понял из их разговора, что они готовят заговор. Шофер снова отпил пива.

Столь явная ложь возмутила булочника, человека вообще-то смирного. Это был худой, меланхоличного вида человек с похожей на грушу головой и зобастой, как у многих жителей этих мест, шеей. Он глотнул пива. Затем негромко сказал:

— Собачья ты морда, лжесвидетель, прохвост.

Шофер Ратценбергер, собиравшийся было поставить кружку, так и застыл, держа ее на весу. Секунду-другую он сидел с раскрытым ртом, потом вскинул голову, и щеки его порозовели, как у ребенка.

— Ну-ка, повтори еще раз, — сказал он.

Все притихли. Ведь каждый отлично понимал, почему булочник обозвал шофера Ратценбергера «лжесвидетелем и прохвостом».