Успех

Доктор Гейер разволновался, шумно дышал, был не в силах усидеть на стуле. Он встал и, опираясь на палку, заковылял по комнате, пока наконец даже не прислонился, а буквально приклеился к стене в какой-то неестественной позе. Министр Кленк, не переставая есть и пить, продолжал небрежно и невозмутимо излагать свои воззрения. Он, Кленк, с уверенностью естествоиспытателя может сказать: то, что он делает, полезно для его Баварии. Это нужно и полезно стране так же, как ей нужны и полезны ее леса и горы, ее люди и электростанции, ее кожаные штаны и картинные галереи, ее карнавалы и ее пиво. Это истинно баварское, достойное ее правосудие. Между правом и этикой, утверждал известный северогерманский философ по имени Иммануил Кант^{18}

, нет ни малейшей связи. А вот он, Отто Кленк из Мюнхена, убежден, что право и почва, право и климат, право и народ составляют двуединое и нераздельное целое. Не исключено, — он говорит это конфиденциально, как частное лицо, а не как государственный чиновник, — что доктор Крюгер и не давал ложной клятвы. Вообще сам он по многим причинам считает защиту истинности присяги сомнительным занятием и вполне сочувствует доктору Крюгеру. С точки зрения строгого правопорядка, вероятно, было бы правильнее, если б он, Кленк, самолично пришел к обвиняемому и сказал: «Ты, Мартин Крюгер, вреден для страны Баварии, и, к сожалению, я должен тебя расстрелять». При нынешних обстоятельствах он, Кленк, твердо убежден, что его баварское правосудие — лучшее из всех мыслимых в этой стране. Он берет на себя полную ответственность. Правосудие — основа государства. Но как раз поэтому правосудие каждого отдельного государства должно быть из того же самого материала, что и оно само. Он, Кленк, с чистой совестью и абсолютной убежденностью представляет юстицию своей страны. И в то время, как доктор Гейер еще сильнее подался назад, чуть не вдавившись в стену, министр закончил свою тираду словами: господин депутат может не волноваться. Он, Кленк, спит спокойно, хотя доктор Крюгер и часовых дел мастер Трибшенер томятся за тюремными стенами.

Он так и сказал «томятся», он высасывал губами мякоть сосисок, сидя верхом на стуле, в своей грубошерстной куртке, и его веселые карие глаза благосклонно и простодушно смотрели на толстые стекла очков, из-за которых за каждым его движением следили голубые, проницательные глаза адвоката. И чем больше адвокат Гейер вслушивался в бездушные фразы, которые выплевывал энергично жующий рот высшего судебного чиновника этой страны, тем сильнее его охватывало чувство отвращения, стыда и омерзения, отчего рвущиеся наружу слова застревали в горле. Он заметил, что еще недостаточно окреп для философских споров, поблагодарил господина министра юстиции за разъяснения и удалился, тяжело опираясь на палку. Кленк, больше не улыбаясь, отодвинул в сторону тарелку с недоеденными сосисками и углубился в бумаги.

6

Необходимы законные основания

Некто Георг Дурнбахер попросил Иоганну Крайн сделать графологический анализ одного почерка. На Иоганну этот человек произвел неприятное впечатление. Она отказалась, сославшись на то, что завалена работой. Однако господин Дурнбахер настаивал. В конце концов Иоганна дала свое заключение. Она довольно осторожно перечислила все отрицательные свойства, обнаруженные ею при анализе почерка, и охарактеризовала человека, чей почерк исследовала, как субъекта, наделенного болезненным воображением, склонного обманывать не только самого себя, но и других.

Впоследствии выяснилось, что Иоганна анализировала почерк государственного советника Тухера. Рьяный сторонник старого режима и уже потому враг Иоганны Крайн и Мартина Крюгера, он, собственно, и не стремился получить результаты исследования своего почерка, а лишь преследовал цель проверить компетентность Иоганны. И поскольку графологический анализ в завуалированной форме аттестовал безупречного государственного чиновника как афериста, это само по себе вполне убедительно доказывало, что так называемое графологическое искусство Иоганны — просто надувательство. Государственный советник обвинил лжеграфолога Иоганну Крайн в шарлатанстве. Немецким законодательством такое правонарушение не предусматривалось. Тем не менее баварская полиция оставила за собой право наказывать в уголовном порядке за подобные действия. Против Иоганны Крайн было возбуждено судебное дело по обвинению в шарлатанстве, и ей на неопределенный срок было запрещено заниматься графологией.