Атмосфера становилась все более расслабленной и душевной, по мере принятия спиртной составляющей, хотя, надо отдать должное: вполне скромно, никто на алкоголь не налегал, так, понемногу, без фанатизма и лишней активности. И все же свой расслабляющий эффект он оказал – вот уже и Валентина живо беседует с сидящей рядом с ней мамой Григория, а Марина рассказывает Марьяне про элитный магазин, в котором видела нечто подобное тому пледу, что получила бабуля, а Костик, откинувшись на спинку стула, за их спинами обсуждает нечто научное с Григорием.
Снова подняли тост, вспомнив Петра Акимовича, но легко, без намеков – какую-то веселую историю из прошлого, тут кто-то еще одну историю из семейного фольклора напомнил, посмеялись. В это время Женя принялась разносить десерт.
И тут…
Младшая внучка Алевтины, правнучка Глафиры Сергеевны, четырнадцатилетняя Инга, продолжая смеяться над очередной веселой семейной легендой, что вспоминали родственники, хохоча, перебивая и дополняя рассказ друг друга, звонким, веселым тоном громко вдруг спросила:
– А все-таки, интересно, кто же убил прадеда?
Все замерли, онемели и обездвижели, лишь обмениваясь быстрыми настороженными взглядами. И над столом повисла тишина.
Какая-то густая, тревожная, как предвестница беды…
И в этой тишине вдруг раздался ровный, спокойный голос Марьяны:
– Я могу сказать, кто убил Петра Акимовича.
Вот так же она заявила Глафире Сергеевне два дня назад после скандального обеда, когда семья вновь принялась обвинять Григория.
Марьяна прошла к Глафире Сергеевне в спальню, постучала, втайне надеясь, что хозяйка спит и не ответит, и тогда ей, может, не надо будет затевать то, что пугает ее саму…
Но Глафира Сергеевна пригласила войти. Марьяна вошла в комнату, закрыла за собой дверь и прошла к окну, задумчиво посмотрев за стекло, все не решаясь сказать то, зачем пришла.
– Что-то случилось, детка? – подтолкнула ее к разговору Глафира Сергеевна.
И, глубоко вздохнув и выдохнув, Марьяна развернулась к ней лицом и решительно заявила:
– Я знаю, кто убил Петра Акимовича, – и с сочувствием посмотрела на Глафиру Сергеевну. – И, думаю, нет, почти уверена, что могу это доказать. Только…
– Что? – сосредоточенно спросила та.
– Только захотите ли вы этого разоблачения и нужно ли оно теперь вам и вашей семье? – осторожно высказала свои сомнения Марьяна.
– Помоги мне, – протянула ей руку старушка.
Марьяна шагнула к кровати и, поддержав за руку, помогла ей подняться повыше, сесть поудобней и подложила под спину пару подушек.
– А почему, по-твоему, все эти годы я не выгнала всех их к такой-то матери и все настаивала, чтобы Григорий приехал? – усмехнулась многозначительно Глафира Сергеевна и сама же пояснила: – Понятно, конечно, что совсем уж отлучать их от себя и дома я не собиралась: ну, дурные, расчетливые и жадные, потребители, но родные же, любимые. Так могла свести к минимуму их посещения, но не делала этого, а приманивала тем, что будто бы еще не решила, что сделать с коллекцией. Подразумевалось и намекалось, что придерживаю, а вдруг в семье что произойдет и потребуются большие финансы. Вот так.
– Подождите! – осенило вдруг Марьяну. – Вы что, все это подстроили?
– Ну, подстроила – это громко звучит, но пыталась все эти годы, – хохотнула старушка. – Поэтому и к Грише приставала постоянно, чтобы приехал в усадьбу не на пару часов позлить родню, а на несколько дней пожить, чтоб всерьез заволновались. Знала же точно, что без разборок и ругани не обойдется. А он мужчина серьезный, уже с большим авторитетом и весом в обществе, но и с характером непростым. Обязательно завелся бы и полез разбираться до конца и искать убийцу деда. Это он тогда уехал, потому что горе для него слишком больное было, слепило его, а если б остался, уверена, он бы расследование это не остановил и проследил, чтобы оно дошло до конца.
– То есть вы все это просчитали и затеяли? – обалдела Марья от таких откровений.
– Надеялась, что получится, – подтвердила старушка с усмешкой и в следующий миг стала серьезной и суровой. – Все эти годы я жила и думала, кто отравил моего Петрушу. Кто и зачем? И, самое страшное, что я постоянно думала, что это кто-то из семьи. Кто-то из моих детей или внуков! С этим страшно жить, Марьяша. Страшно и тяжело, как крест, к земле придавливающий! Моя вина, я допустила ошибку в воспитании, не втолковала до конца какие-то базовые человеческие, духовные и нравственные истины, и Петенька поплатился за это жизнью! – И вдруг резко спросила ее: – Кто?
– Я не скажу вам сейчас, – покачала отрицательно головой девушка. – Я уверена на девяносто пять процентов в своей догадке, но не на все сто, – и повторила: – Не на сто. Надо кое-что проверить, а для этого мне понадобится телефон Ивана, того безопасника, что осуществлял охрану Петра Акимовича.
– Телефон я тебе дам. Но скажи мне, что ты задумала?
– Нет, – отказала Марья. – Я расскажу, когда все выяснится. Придется вам потерпеть.
– Я потерплю, детка, потерплю, – уверила ее Глафира Сергеевна. – Ты разбирайся. Делай, как задумала.