Утомленные вином

Саврасов обнаруживает в этом холсте раскованность мастерства или, если хотите, ремесла живописца.

Потому так трепетно живет и дышит эта картина.

Мы явственно слышим пение жаворонка, голос горячего ветра, тот нестройный шум и гул, который свойствен нашим просторам.

Мы видим мир живой, полный терпких запахов, борьбы яркого света и теней, полный симфонического звучания.

Саврасов бесхитростно передал то, что до него было видано сотнями художников, — русскую природу…

«Жизнь почти всех великих людей была более трудной, более несчастной, чем жизнь других людей».

Эти слова Эжена Делакруа вспоминаешь не раз, изучая трагическую биографию Саврасова.

В 1870-е годы в произведениях Саврасова все более ощущается печаль, тревога, а то и острая тоска: «Лунная ночь. Болото», «Закат над болотом».

Под впечатлением смерти дочери в 1871 году Саврасов создает одно из самых драматических своих полотен «Могилы над Волгой».

В конце 1870-х годов художник тяжко заболевает, в творчестве его заметны черты упадка.

Но и в поздний период появляются подлинно поэтические произведения, и среди них — «Рожь», «Зимний пейзаж», «Северная деревня» и «Весна. Огороды».

К концу семидесятых годов тучи над головою Алексея Кондратьевича сгустились.

У художника отобрали казенную квартиру. На просьбу пейзажиста о возвращении квартиры Совет училища ответил отказом.

Да и в самом Училище не него смотрели косо.

Да и с творчеством не все гладко…

Явились новые талантливые и самобытные молодые художники. Они привлекли к себе внимание, о них заговорили.

Саврасов отступал в тень.

В петербургских журналах и газетах появился ряд обстоятельных и подробных статей о Четвертой выставке передвижников, но о картинах Саврасова в них не было упомянуто.

Лишь в «Петербургском листке» художник мог прочитать о себе равнодушные строчки: «Пейзажей выставлено более 20 и из них мало которые замечательны, если не выделить отсюда пейзажа Боголюбова „По реке Суре“, в котором, однако, зритель не увидит прежнего Боголюбова, „Вечера“ Саврасова да „Сосновых лесов“ И. И. Шишкина, в которых зритель узнает, однако, прежнего Шишкина…»

В петербургских журналах публиковались репродукции репинской картины «Бурлаки на Волге», работ Шишкина, Клодта и других художников.

О Саврасове не было ни слова.

Но не только замалчивание. В некоторых газетах появились отзывы о картинах Саврасова, написанные в грубом, развязном и пренебрежительном тоне.

Рецензент «Петербургской газеты», изощряясь в своем сомнительном остроумии, открыто издевался над художником: «Самый несчастный экспонент — это г. А. К. Соврасов. Им выставлен „Вечер“, на котором изображен какой-то пожар с отлетающими стадами не то грачей, не то галок…

Грачи ли или галки отлетели, мы этого не разобрали, а что талант г. Соврасова отлетел — это верно!

Интересно знать, почему другая его же картина названа „Жатвою“? Ни одной фигуры, а только две копны ржи — вот и весь сюжет!»

Саврасов читал петербургские газеты, издевательские отзывы.

Конечно же, они расстраивали художника, выводили его из равновесия, рождали чувство обиды.

Но добрый по натуре, он терпел и прдолжал работать, твердо зная, что только работой он может опровергнуть вздорные выдумки о себе.

В 1875 году он написал картину «У ворот монастыря», написанную явно ниже его возможностей.

На картине был изображен летний пейзаж, в котором было очень мало художественности, а в высоких березах и соснах было что-то бутафорское. Не впечетлял и ядовитый зеленый цвет, в который была окрашена зелень.

Кончено, художнику досталось за этот пейзаж, но по большому счету эта была пока единичная неудача, от которой не был застрахован ни один художник в мире.

И Саврасов доказал это, написав после «Ворот монастыря» такие прекрасные вещи, как прекрасные «Зимний пейзаж. Иней», «После грозы», «После дождя», «Весна», «У иконы. Богомольцы», «Дворик. Зима» и «Домик в провинции».

Этими картинами он в какой уже раз доказал, что нащупывал новые дороги в искусстве и никогда не стоял на одном месте.

Особенно поражал «У иконы. Богомольцы». Такого Саврасова еще не было.

Все здесь свежо, ново, смело, необычно! И горящая, точно очаг, золотисто-красным огнем икона, и мокрый тротуар с остатками снега, и по-весеннему оживленные голуби, и эта розоватая стена с иконой, и фигуры трех богомольцев перед ней с вербой в руке.

В этом маленьком этюде Саврасов нашел свое необычное решение жанра, предвосхитив живопись своего любимого ученика Константина Коровина и других русских художников конца века.

«По-моему, — писал о картине „После дождя“ живописец и педагог Павел Чистяков, известный своей прямотой, — Добиньи, что на постоянной выставке, курьез сравнительно с картиной Саврасова…»

Но, как это ни печально, стали появляться у Саврасова и откровенно слабые кработы.

И дело было, наверное, не только в том, что художнику надо было зарабатывать на жизнь и он спешил.

В мире нет и никогда не будет ни одного художника (за исключением, может быть, Айвазовского), который на протяжении всей своей жизни создавал бы одни шедевры.