Но искусство, как и литература, жестоко. Шолохов написал в своей жизни не так много, но при этом он не написал ничего, что можно было поставить на одну полку с «Тихим Доном».
И как это ни печально, но художник, создавший хотя бы один шедевр, обречен на вечную пытку сравнением всего им сделанного потом с этим шедевром.
Но при этом почему-то забывается такая простая вещь: любое дарование имеет свои границы и вряд ли одному человеку под силу написать что-нибудь еще более великое, нежели «Тихий Дон», «Война и мир» и или «Грачи прилетели».
Именно поэтому любой великий художник является заложником своего искусства, и чаще всего, заложником трагическим.
Коненчо, нельзя отрицать и того, что в последние годы Саврасов снизил требовательность к себе. Но и на это имелись куда как серьезные причины, которые выражались одним страшным словом: быт.
И как тут не задаться вопросом: а написал бы Л. Н. Толстой свои великие произведения, если бы ему с утра до вечера пришлось бы думать о том, где переночевать и что поесть?
А Саврасову надо было думать не только о себе, нои о том, как обеспечить семью. И делать это с его огромными и постоянными долгами было все сложнее.
И не случайно жена все чаще хмурилась, когда речь заходила о деньгах, которых никогда не было.
Дело дошло, в конце концов, до того, Саврасов был должен кухарке.
Самым печальным было то, что у семьи не было постоянного крова.
Саврасов попытался вернуть себе казенную квартиру и 1 ноября 1875 года подал прошение в Совет Московского художественного общества.
Он напоминал о том, что в 1870 году он был лишен квартиры «вследствие малого числа учеников, изучающих пейзажную живопись», но теперь количество его воспитанников значительно возросло, и многие из них получили высшие награды.
Он даже не просил, а спрашивал, имеет ли он в настоящее время право на получение квартиры наравне со всеми преподавателями?
Как выяснилось, не имел…
В октябре 1873 года Саврасов в поисках дополнительного заработка попросил поручить ему преподавание пейзажной живописи «акварелью» в связи с открывшейся вакансией.
В этом ему было тоже отказано.
В марте 1876 года отчаявшийся художник направил докладную записку товарищу председателя Московского художественного общества В. А. Дашкову с той же просьбой.
Однако Совет Московского художественного общества оставался глух ко всем обращениям Саврасова.
Беда подкралась незаметно, исподволь: Саврасов стал выпивать.
Ему хотелось забыть, хотя бы на время, о своих горестях и неудачах, о постоянных материальных затруднениях, о злобных нападках прессы.
Он чувствовал себя одиноким. Жена не проявила должного понимания, сочувствия.
Она могла сказать: не обращай внимания на наши трудности. Работай, пиши картины, и все поправится, настанут лучшие дни. У тебя талант, огромный талант, используй и развивай то, чем наделила тебя природа. Но Софья Карловна, наоборот, все тяжелее переживала свои обиды.
Многие годы Саврасов был совершенно равнодушен к вину, если и позволял себе выпить немного, в меру, то в дни семейных торжеств, по праздникам, когда приглашали гостей или сами бывали в гостях.
Но постепенно, незаметно для него самого и для окружающих он стал испытывать к алкоголю всевозрастающее влечение.
Сначала казалось, что в этом нет ничего страшного, ведь он не выходил за рамки дозволенного, не терял рассудка, да и здоровье у него богатырское.
Так рассуждала и Софья Карловна и на первых порах не пыталась останавливать, сдерживать мужа. Но довольно скоро стало ясно, что пристрастие Алексея Кондратьевича к вину не столь уж безобидно.
Он все чаще бывал нетрезв. В доме стали разыгрываться неприятные сцены.
Софья Карловна в таких случаях удаляла детей, старалась скрыть от них ненормальное состояние отца.
Теперь она поняла, какая опасность грозит мужу, и начала применять все средства, чтобы избавить его от дурной привычки. Уговаривала, стыдила, просто прятала графин с водкой.
Все это, однако, не помогало. Доводы жены, ее слова о том, что вообще нехорошо пить, вредно, что это пагубно отразится и на его здоровье, и на его работе, занятиях, что подрастают дочери, нужно подумать об их будущем, — все это не действовало на Саврасова.
Он выслушивал жену, соглашался с ней, давал туманные обещания… и продолжал поступать по-своему. Он считал, что может в любой момент остановиться, прекратить пить или употреблять алкоголь лишь изредка.
Но, как и многие начавшие пить люди, Саврасов заблуждался, переоценивал свои возможности. Он не сумел преодолеть свой порок.
Саврасова часто оставляли обедать в богатых домах, где он давал уроки. Не ограничивая себя, он быстро хмелел, и вследствие этого возникали недоразумения.
Это шокировало хозяев, и Алексей Кондратьевич лишился некоторых выгодных для себя уроков.
Все это накалило обстановку в семье.
Софья Карловна видела в муже теперь неудачника, который губит или уже погубил свой талант.
Падая в пропасть, он увлечет за собой семью. Поведение Саврасова, его поступки перечеркивали все то хорошее, что она испытала