«Ужас Мой пошлю пред тобою». Религиозное насилие в глобальном масштабе

Жизнь без религии Абухалима сравнил с пустой ручкой. «Ручка может стоить хоть две тысячи долларов, – заявил он, – быть из золота и все прочее, но без чернил она бесполезна. Вот что вселяет в ручку жизнь, – продолжил он свою аналогию, – жизнь и душу». В конце концов он сказал, что «душа – религия, понимаете, вот что делает жизнь взаправду живой. А в секуляризме, – он посмотрел на меня в упор, – этого нет, у них этого нет. И у вас тоже нет».

«А что же светские люди, которые не живут религиозной жизнью?» – спросил я. «Они напоминают ходячие трупы», – ответил Абухалима.

Абдель Азиз Рантиси и «живые бомбы» ХАМАС

Хоть и при менее колоссальных, чем Всемирный торговый центр, мишенях, серия атак террористов-смертников, которую предприняли связанные с радикальным палестинским движением ХАМАС исламские активисты в Иерусалиме, Тель-Авиве и повсюду в Израиле, вселяли такой же ужас. Столь же чудовищно-отчаянными их делало то, что они обрушивались на людей, которых традиционно считают нонкомбатантами, и еще их цель – привлечь внимание всего мира к религиозным и политическим заявлениям их организаторов. Как и в случае с терактами в ВТЦ в 1993 и 2001 годах, предполагаемая аудитория включала не только непосредственных наблюдателей, но и всех, кто ужаснется, узнав об этом из СМИ. В противостоянии палестинцев с израильтянами жертвы исламских мучеников-самоубийц вызвали мощный ответный удар со стороны Израиля, выведя конфликт на новый уровень и еще сильнее его обострив.

Для множества людей, наблюдавших за ними даже на расстоянии, взрывы в Иерусалиме и Тель-Авиве казались еще кошмарней из‐за ясного понимания, что для их совершения террористы намеренно убивали себя. Кто вообще на такое способен, зачем это может кому-то понадобиться? Ответы на эти вопросы следовало искать у тех, кто участвовал в терактах напрямую. Однако поскольку «состоявшийся» террорист-смертник не может дать интервью по определению, я решил, что наилучший способ услышать их голоса – посмотреть видеозаписи, которые многие из них оставляли накануне миссии.

Подобного рода завещания, снятые обычно достаточно топорно, делались их соратниками из ХАМАС отчасти с целью сохранить об этих юношах память, а отчасти – чтобы вербовать с их помощью других потенциальных добровольцев. Эти записи подпольно циркулировали в палестинском сообществе в Газе и городах на Западном берегу. Те, которые мне посчастливилось посмотреть, принадлежали двум американским ученым – Анн-Мари Оливер и моему бывшему студенту Полу Штайнбергу, который когда-то жил в Газе, где исследовал феномен «живых бомб» и посмертное почитание юношей-смертников[179]

.

На одной из самых трогательных записей в их собрании запечатлен смазливый молодой человек не старше восемнадцати лет: говоря о предстоящей жертве, он выглядит на удивление счастливым. Оливер и Штайнберг прозвали его «смеющийся мальчик». Видео снято на улице: там видны большая скала и куст. Одет он в некое подобие модной джинсовой куртки, его темные волосы и улыбчивое лицо залиты солнечным светом. Хотя для миссии, на которую собираются он и его друзья, нужна будет прежде всего пластичная взрывчатка – они либо обвяжутся ею вокруг пояса, либо набьют ею рюкзак, – в руках у него автомат; по всей видимости, чтобы создать на записи воинственное настроение.

«Завтра будет день встречи, – объявляет смеющийся мальчик, – день встречи с Господом Вседержителем». И далее он говорит, что он и его товарищи «прольют свою кровь за Божье дело, из любви к родной земле, за вольность и славу народа, чтобы Палестина оставалась мусульманской, а ХАМАС оставался горящим факелом на пути заблудших, мучимых и угнетенных, [и] ради освобождения Палестины»[180]

.

Еще один доброволец, уже на другом видео, объясняет, что все мы однажды умрем, но счастливец – тот, кто может сам избрать свою судьбу. «Кто-то, – говорит он, – упал с осла и погиб, кого-то его осел затоптал насмерть, многих сбивают машины или у них инфаркт, некоторые срываются с крыш». Однако же, добавляет он, «как по-разному можно умереть!» – имея в виду, что избрать мученичество – это редкая возможность, за которую он благодарен. «Поистине, есть только одна смерть, – цитирует он слова знаменитого исламского мученика, – и пусть свершится она на путях Божьих»[181].

Юноши на этих записях выглядят столь невинно и жизнерадостно, что зрителю невольно хочется отмотать время назад и остановить их, не дав исполнить свою смертоносную миссию. Но какую бы то ни было симпатию к ним намного перевешивают горечь потери и сожаление по их жертвам, которым никогда не приходилось выбирать, отдавать или нет свои жизни ради успеха этих насильственных предприятий.