В подобном контексте, сказал Рантиси, поступки добровольных мучеников вполне понятны: это лишь реакция. Еще один активист, Имад Фалуджи, который на момент нашей беседы также был связан с ХАМАС, сказал, что теракты – это «письма», как бы «уведомления» Израилю и его гражданам, что они участвуют в большом конфликте, знали они об этом прежде или же нет, и что их безопасность как народа «равна нулю»[188]
. Более того, как сказал Фалуджи, взрывы показали, что израильская безопасность – «это не Египет, Ливия или там Арафат, а мы»[189].Представление о том, что ХАМАС ведет с Израилем масштабную войну, чьи последствия – равно духовные и политические, схожим образом формулировал и духовный лидер движения шейх Ахмед Ясин, с которым у него дома в Газе я беседовал несколько лет назад. Уже и тогда соперничество между светской Организацией освобождения Палестины (ООП) и ХАМАС было настолько жестким, что мой таксист, по всей видимости, бывший в подчинении у ООП, отвез меня сперва в их неприметный штаб в Газе, прежде чем доставить к Ясину. Мне сообщили, что шейха с его религиозным национализмом не стоит рассматривать как правомочного выразителя палестинской борьбы, и предложили перед визитом к хамасовскому лидеру заехать в регион Газы, находившийся под контролем ООП – лагерь беженцев Джебалия. Я с радостью согласился (хотя, учитывая симпатии моего водителя к ОПП, выбора у меня был небольшой), и лишь потом мы вернулись к цели поездки – скромному обиталищу шейха Ясина на холме в пригороде города Газа.
Тогда, незадолго до ареста израильтянами, шейх Ясин занимал череду комнат вроде мотеля, где располагались его жилище, кабинет, приемные и еще мечеть. В самих комнатах и поблизости толпились его сторонники, по большей части мужчины от двадцати до сорока, которые деловито общались между собой, пока не появился шейх: тогда они благоговейно умолкли и собрались в приемной. Там на стене были непременное фото Купола Скалы в Иерусалиме и рисунок Корана поверх карты: со всех сторон книги тянулись руки, охватывая таким образом весь мусульманский мир. Изображения отражали два различных, хотя и вполне совместимых образа политического ислама: одно подчеркивало специфически палестинский вклад в мусульманскую культуру – Купол Скалы, – второе же отсылало к межнациональной исламской культуре, которая простирается от Африки до Юго-Восточной Азии.
Помощники шейха выкатили из частных помещений в конце здания старомодную инвалидную коляску из дерева и свезли шейха вниз по веранде к общественной приемной. Поскольку бóльшую часть жизни шейх страдал от нейродегенеративного расстройства, с места на место его приходилось переносить на руках. Сидеть на ковре в приемной, даже опершись на подушки, стоило ему большого труда, и еще трудней было совершать ритуальные поклоны, какие делают мусульмане во время молитвы, раскачиваясь и шепча священные фразы. После молитвы он произнес короткую проповедь, а когда все начали расходиться, ответил на мои вопросы, которые перевел ему один из помощников, о необходимости исламской борьбы в текущий исторический момент.
«Идет война», – объяснил шейх. Совершенно как и Рантиси в беседе со мной несколько лет спустя, Ясин заявил, что борьба с израильскими властями – лишь отражение более масштабного, но скрытого от глаз конфликта[190]
. На мой вопрос, почему это дело нельзя было отдать на откуп светскому палестинскому движению, шейх ответил весьма осторожно. Не критикуя Арафата напрямую, он сказал, что секулярное освободительное движение Палестины движется совсем не туда, куда нужно, потому что «в исламе нет понятия светского государства»[191].Именно такой была позиция палестинских «Братьев-мусульман», к которым долгое время принадлежал шейх и которые имели тесные связи с одноименным объединением в Египте. В качестве движения ХАМАС зародился в конце 1980‐х, когда организованная городская стратегия ООП начала «провисать» и беднейшие деревенские слои палестинского общества начали новую борьбу – «интифаду», которую поддерживал как раз ХАМАС. Само это слово означает «пыл» или «рвение», но это также и акроним официального арабского названия группы –