В борьбе за трон

– Я рассмотрю просьбу принцессы в государственном совете, так как намерена вообще не принимать лично никаких ходатайств о помиловании; пусть не говорят, что королеву Англии, как женщину, легко растрогать слезами и что строгая справедливость умаляется слабостью ее сердца. Скажите принцессе, что сестра советует ей молиться и каяться, но королева будет творить суд без всякого лицеприятия. Ступайте, сэр, и сообщите ей это, а мне пришлите сюда пленников: Уолтера Брая и кузнеца Брауна. Мы хотим, – прибавила Мария, обращаясь к своему придворному штату, когда комендант покинул зал, – разузнать о характере и о прошлом графа Хертфорда, прежде чем произнести над ним приговор. Мы желаем разобрать, одно ли пылкое усердие служить нам заставило этого человека прибегнуть к гнусному обману, или же он – интриган по натуре, осмеливающийся преступно шутить над нашей священной особой.

Затем по ее знаку поднялся с места Гардинер и произнес:

– Лондонский лорд-мэр предъявил мне бумагу за подписью королевы Марии. В ней ее величество изъявляет свою высочайшую волю принять реформатское учение. Этот документ не может быть ни чем иным, как грубым подлогом, которым воспользовался мошенник, чтобы обмануть лондонских граждан, а так как упомянутая бумага была вручена лорд-мэру графом Хертфордом, то надо думать, что он знает плута, совершившего подлог.

Трудно передать растерянность и замешательство, вызванные этим объяснением. Все смотрели на королеву, словно ожидая, что она опровергнет слова Гардинера; казалось невозможным, чтобы тут все дело сводилось к обыкновенному обману, и каждый невольно посматривал на Марию, не покраснеет ли она.

– Я слышу, – заговорила государыня, и ее взор с уничтожающим презрением мерил возмущенные лица, – что граф Хертфорд подделал почерк герцога Нортумберленда, чтобы удалить из Лондона латников Уорвикского рода, и потому едва ли могу сомневаться, что он одинаково подделал и мою руку, чтобы ввести в обман лондонских граждан. Никогда не отрекусь я от веры, которой надеюсь спасти свою душу, и было бы глупо воображать, будто я согласилась купить королевскую власть и бремя моей короны ценой душевного спокойствия. То был чистейший обман, наглый и бессовестный. И хотя я допускаю, что обманщик действовал в моих интересах, но все-таки взыщу с него без всякого снисхождения, так как цель его действий совершенно ясна: своим преступлением он хотел войти в милость королевы и так низко ставил нас, что воображал, будто мы простим обман ради принесенной им пользы.

Лорды переглянулись между собой с явным недоверием к словам королевы.

Но вот в зал ввели Брая с кузнецом. Когда шотландец описал, как низко поступил Бэкли с бедной шотландской девушкой Кэт, загубленной им, и как преследовал его, а кузнец заявил, что Бэкли сначала соблазнял пленника разными посулами, а потом хотел украдкой убить его, то негодование против обвиняемого сделалось всеобщим.

– Введите графа Хертфорда! – приказала королева, когда допрос кончился, и, кто пристально наблюдал за нею, тот мог заметить, что ее голос дрожал от душевного волнения, а бурное колебание груди выдавало разгар страстей, мало соответствовавших холодному презрению, которое она лицемерно выставляла напоказ.

Бэкли вошел, и так как Уолтеру с кузнецом Брауном велели отступить в сторону, то он увидел перед собою только королеву с ее дамами и лордами. То не был грозный судейский ареопаг; обстановка судилища скорее указывала на приятную неожиданность, которая готовилась ему. Граф поклонился государыне и смело и вопросительно посмотрел ей в лицо, точно его взор хотел напомнить королеве обещание, данное ею в то время, когда она была принцессой.

– Милорд, – начала Мария с улыбкой, способной поддержать его тщетные надежды, – ввиду услуг, оказанных вами нам, мы явились сюда лично, чтобы убедиться в вашей вине или невиновности, прежде чем предоставить судьям произнести над вами свой приговор.

– Какое преступление возводят на меня, ваше величество, раз вы надели корону? То, что я сделал, произошло на вашей службе.

– Милорд, вы вручили лорд-мэру документ за подписью принцессы Марии. Почерк мой, но я не выдавала этой грамоты. Неужели вы зашли так далеко в своем усердии, что вздумали оказать нам услугу с помощью обмана, подлога? Сознайтесь чистосердечно – говорите!

Бэкли понял, к чему клонится дело, и подумал про себя, что теперь ему ясна причина его ареста. Мария прикидывалась возмущенной, объявляла свою подпись подложной, чтобы отказаться от своего обещания; его приносили в жертву. Судьи не могли произнести ему иной приговор, кроме смертного. Но Мария была королевой, она имела власть помиловать его, и если он добровольно примет на себя вину, то окажет ей услугу, за которую она должна его вознаградить, тогда как он одним ударом уничтожит все, сделанное им до сих пор в ее пользу, если скажет во всеуслышание правду. Но что, если Мария примет жертву, а его не помилует? Тогда он погиб!.. Но разве не погибает он и в том случае, когда уличит королеву во лжи?..