– Я отгадал вашу тайну, сэр Дадли, – вмешался в разговор незнакомец, – и, конечно, скромно умолчал бы о ней, если бы граф Сэррей не уверил меня, что вы – его ближайший друг. Я – граф Монтгомери и обращаюсь к вам с просьбой, в которой, мне кажется, ни один честный человек не отказал бы мне. Дело вот в чем: король соблазнил мою сестру. Ваш друг, граф Сэррей, хотел помочь мне избавить несчастную девушку и всю нашу семью от еще большего позора. Теперь я узнал, что моя сестра сегодня исчезла и что за час до исчезновения у нее была Екатерина Медичи. Я не знаю, находится ли здесь несчастная сестра или ее засадили в тюрьму; боюсь, что второе более верно. Во всяком случае, королеве Екатерине все известно. Вот я и прошу вас помочь мне узнать истину.
– Вы ошибаетесь, граф, если думаете, что королева станет разговаривать со мной об этом, – возразил Дадли. – Она удостоила меня маскарадной интригой и больше ничего.
– Этого совершенно достаточно для того, чтобы помочь мне, – заметил Монтгомери. – Мне нужно только знать, заключили ли в тюрьму мою сестру или нет. Вам даже не нужно спрашивать ни о чем. Стоит только указать на какую-нибудь маску королеве и проговорить: «Вот идет виконтесса Монтгомери», и по лицу Екатерины вы сразу увидите, возможно ли это или нет.
Дадли замедлил с ответом. Конечно, просьбу Монтгомери было нетрудно исполнить, но весь вопрос заключался в том, как отнесется к его словам королева. Если она действительно сделала что-нибудь злое сестре графа Монтгомери, то заподозрит Дадли в неискренности и в результате вместо расположения получится вражда.
– Вашу просьбу, граф, легко исполнить, – наконец проговорил он, – но последствия…
– Я беру их на себя, – перебил его Монтгомери. – Как только я узнаю правду о сестре, вы освободитесь от данного слова; вы можете сказать Екатерине Медичи, что я разыскиваю свою сестру.
– Он этого не сделает, – вмешался в разговор Роберт. – Мимолетное увлечение женщиной не может разрушить многолетнюю дружбу. Оскорбление, нанесенное чести графа Монтгомери, я принимаю как личную обиду; Уолтер Брай тоже; поэтому Дадли не может сделаться нашим врагом и помешать нам в справедливом деле.
– Ты рассуждаешь совершенно правильно! – воскликнул Дадли. – Черт с ней, с этой итальянкой, если она даже и рассердится на меня! Через час мы сойдемся опять на этом же месте, и я надеюсь кое-что сообщить вам.
С последними словами Дадли быстро ушел.
– Будьте уверены, мы победим, – сказал Сэррей Монтгомери. – Уолтер запасется инструментами, чтобы взломать двери тюрьмы, если понадобится, а дорогу к ней мы уже знаем. Трудно предположить, что вашу сестру увезли в Бастилию.
– Мария Сейтон клянется, что сестра не выезжала из Лувра, да и я не видел ни одной кареты, а все время зорко следил за всем, что происходит во дворце. А яд у вас?
– Яд у пажа, – ответил Роберт. – Он должен быть уже здесь, по крайней мере, я его видел только что в саду.
Сэррей оглядывался по сторонам, но Филли куда-то исчез.
В большом парке Лувра прогуливались маски, любуясь фейерверком. Прекрасная венецианка оставила руку испанца и, пробравшись через толпу, вошла в темную аллею, которая вела к беседке. Дадли незаметно следовал за ней и вскоре увидел рыцаря в черном, шедшего навстречу венецианке.
– Ради бога, Кастеляр, скажите мне, в чем дело? – тревожно спросила венецианка. – Почему вы хотели поговорить со мной наедине? Разве моему мужу грозит опасность?
– Это – единственное, что тревожит вас, – грустно заметил рыцарь в черном. – Вы любите его?
– Что за вопрос! – негодующим тоном воскликнула венецианка. – Вы, кажется, с ума сошли!
– Да, это правда! – прошептал Кастеляр. – Раньше я сходил с ума от надежды на счастье, а теперь – от отчаяния. Я завидую дофину не потому, что ему суждена корона; я завидую тому, что вы – его жена. Мария, послушайте меня!.. Коронованные особы не любят своих жен…
– Молчите, – прервала его Мария Стюарт и продолжала более ласковым голосом: – Вы больны, Кастеляр, иначе вы не могли бы завидовать счастью друга. Вы говорите, что любите меня; если это правда, то не портите мне моего праздника, не омрачайте мне моего светлого настроения, не заставляйте меня думать, что самый верный друг моего мужа только представляется его другом!.. Вы – сильный мужчина; неужели же вы не можете побороть свое неблагородное чувство? Оно неблагородно потому, что нельзя желать обладать тем, что уже принадлежит другому. Обещайте мне, что никогда больше не будете говорить мне о любви, и я поверю вам, как лучшему другу своего мужа; я буду любить и уважать вас, как любит и уважает вас мой муж.
– Как любит и уважает ваш муж! – горько повторил Кастеляр. – Везде он и только он! О, чистое, святое создание, я повинуюсь вам, хотя мое сердце разрывается от муки. Я сделаю это не ради вашего мужа, а ради вас, потому что вы желаете этого, потому что мне дороже всего на свете ваш покой.
– Тише, кто-то идет! – прошептала Мария Стюарт. – Уходите скорее!..
Кастеляр поклонился ей и вышел к беседке, а Мария направилась в противоположную сторону.