В борьбе за трон

– Вы знаете, леди, что можно уничтожить самое нежное чувство. Я просил у вас прощения за то, что в порыве безумного отчаяния, изнывая от тоски, сомнения и недоверия, я позволил себе оскорбить вас. Но, право, тот, который когда-то боготворил вас, нисколько не виноват, что дошел до такого состояния. Оглянитесь назад, леди Сейтон!.. Вспомните, какую роль вы заставили меня сыграть, и, если у вас есть, как я надеюсь, чувство справедливости, вы найдете, что я не заслуживаю того презрения, на которое вы осудили меня.

Сэррей говорил суровым, обиженным тоном, и этот тон снова оскорбил молодую девушку. Она надеялась, что заденет самые нежные струны души Роберта, что он будет чувствовать себя уничтоженным, умолять о прощении, а вместо этого он осмелился сводить с ней какие-то счеты.

Мария инстинктивно почувствовала, что любви Сэррея к ней наступил конец, что теперь, в эту минуту, вспыхнула последняя искра, которая скоро тоже погаснет. Его спокойный, холодный тон убедил ее в этом. Точно острый нож вонзился в сердце молодой девушки, и горькая судорожная улыбка искривила ее губы.

– Господи, сэр Говард, стоит ли вспоминать о таких пустяках! – с высокомерным равнодушием возразила она. – Если я виновата перед вами, то покаюсь в своем грехе на исповеди. Только избавьте меня, пожалуйста, от этих скучных объяснений; в Инч-Магоме они еще могли служить некоторым развлечением, а здесь прямо невыносимы.

– Как вам будет угодно, леди Сейтон, – сказал Роберт, на которого слова Марии произвели самое неприятное впечатление. – Мне тоже нисколько не интересно разбирать, уважаете ли вы кого-нибудь или презираете, раз я знаю, что для вас пустяки то, что для других людей свято, хотя вам, может быть, эти люди и кажутся скучными.

Сэррей почтительно поклонился леди Сейтон и оставил ее сконфуженной, с сознанием, что теперь Роберт презирает ее и что она достойна этого презрения. Молодая девушка готова была плакать от гнева и стыда. Услышав, что он непринужденно-весело болтает с какой-то дамой, Мария решила в глубине души, что Роберт никогда не любил ее.

V

В то время, когда Сэррей рвал последние звенья, связывавшие его с Марией, Дадли готовился надеть на себя цепи, которые могли вознести его на головокружительную высоту или отправить на эшафот. Он оделся с необыкновенным вкусом и изяществом, требовавшимися от каждого кавалера, желавшего играть роль в обществе. Дадли обладал от природы всеми качествами, которые нравились женщинам. Когда он вошел в зал в белом атласном камзоле, великолепном галстуке и в шелковых чулках, взоры всех красавиц устремились на него. Мужчины с завистью смотрели на стройного, элегантного англичанина и, несмотря на все желание найти в нем какую-нибудь черточку, которую можно было бы осмеять, не могли ни к чему придраться. Ответы Дадли были всегда смелы и остроумны, а так как большинство публики было замаскировано, то у него было много поводов выказать свою находчивость, отвечая каждой маске что-нибудь, соответствующее ее костюму.

Екатерина Медичи впервые ввела во Франции маскарад, к которому она привыкла, будучи в Италии. Ею же было сделано распоряжение, чтобы все гости, приглашенные в Лувр, снимали при входе свои маски. Она объясняла это тем, что боялась, как бы во дворец не проник кто-нибудь без приглашения, в сущности же это делалось для того, чтобы королеве легче было найти, кого ей хотелось. Из иностранных гостей никто не маскировался, поэтому Сэррей, Уолтер и Дадли тоже были без масок.

Дадли только что собирался подойти к очаровательной турчанке, которая манила его к себе ласковым взглядом, как его остановила на дороге цветочница, слегка прикоснувшись к его плечу.

– Сэр Дадли, – прошептала она, – ваши доброжелатели не считают вас мотыльком, перелетающим с цветка на цветок; они читают в ваших глазах стремление к высшей цели и достаточную смелость для того, чтобы достичь ее.

У цветочницы был низкий, почти мужской голос, в его тоне ясно слышались повелительные нотки. Дадли показалось, что он узнал этот голос.

– Благодарю моих доброжелателей за их лестное мнение, – ответил он, – но ты, прекрасная маска, очевидно, этого не думаешь – иначе ты не помешала бы мне подойти к той турчанке…

– А ты любишь турчанку? Она назначила тебе свидание?

– Ты крайне нескромна, прекрасная маска, но у тебя такие очаровательные ножки и такие чудные глаза, что у меня нет сил сердиться на тебя! – заметил Дадли.

– Ты любишь турчанку? – настаивала цветочница.

– Я ни разу не видел ее без маски, – ответил Дадли, – я предполагаю, что она хороша, и хочу убедиться в этом.

– Ах, понимаю, ты ищешь ту даму, которая вчера похитила твое сердце! – засмеялась цветочница. – Назови мне ее имя, и, может быть, я помогу тебе.

– Я действительно не мотылек, прекрасная маска, – ответил Дадли, – но также и не ночная бабочка, стремящаяся к свету и только обжигающая себе крылья.

– Так ты, значит, любишь кого-нибудь из высокопоставленных особ? – продолжала допрашивать цветочница. – Расскажи мне, кто пленил тебя? Имени можешь не называть.

Цветочница взяла под руку Дадли и повела его в сад.