В борьбе за трон

Какая-то необыкновенная нежность охватила Сэррея. Струны его сердца зазвучали чудной мелодией. Ему казалось, что он должен сказать Филли что-нибудь очень ласковое, обнять его, поцеловать, но вместе с тем он не решался сделать это. Лицо стоявшего перед ним мальчика было залито краской смущения; он весь дрожал, и в каждой черте его лица отпечатывалась невинность, соединенная с какой-то необыкновенной душевной силой. Когда Филли взглянул на Роберта, то в его глазах Сэррею показалось что-то знакомое. Они как будто говорили: «Пощади меня». Когда-то во взгляде Марии Сейтон было то же выражение.

Рука Филли дрожала в руке Роберта, и от нее шли как бы электрические искры.

Вдруг внезапная мысль охватила Сэррея; завеса спала с его глаз. Он вспомнил, что Филли никогда не раздевался в его присутствии, никогда не спал с ним в одной комнате.

– Ты – женщина! – невольно воскликнул он.

Смуглое лицо Филли покраснело еще сильнее; его ноги задрожали, и он опустился на колени перед Робертом.

– Будьте милостивы, сэр, не выдавайте меня! – прошептал он.

Итак, этот «мальчик», преданно служивший Сэррею, не знавший усталости, переносивший все трудности и неудобства их жизни, был женщиной! Роберт чувствовал, что его сердце лихорадочно бьется. Он многое дал бы за право обнять Филли и прижать к себе, но это казалось ему как бы поруганием святыни. Наконец он произнес:

– Филли, клянусь тебе, что сохраню твою тайну; только скажи мне, что заставляет тебя приносить такие жертвы?

– Я не могу сказать это! – ответила Филли. – Пожалейте меня и не расспрашивайте ни о чем. О, теперь все пропало! – с горечью прибавила она, и слезы полились по ее щекам. – Теперь я постоянно буду бояться, что и другие проникнут в мою тайну. Тогда все погибло для меня!

– Не бойся ничего, Филли, – поспешил успокоить «мальчика» Роберт, – в доказательство того, что все остается по-старому, я прошу тебя исполнить данное тебе раньше поручение. Твой яд нужен для того, чтобы спасти одну женщину и всю ее семью от позора. Она сделалась возлюбленной короля, и вот, чтобы оградить ее от оскорбления – быть брошенной им или открыто быть признанной его любовницей, – она должна выпить яд и умереть. Хочешь ты мне помочь в этом деле, Филли?

Филли схватила руку Роберта и хотела поцеловать ее.

Но Сэррей не допустил этого.

– Не прикасайся ко мне, Филли, – прошептал он, весь вспыхивая, – иначе я не ручаюсь за себя. Ты красива, несмотря на свою внешность.

Филли задрожала и закрыла лицо руками.

Роберт не сомневался, что и горб, и темные пятна на лице сделаны нарочно, чтобы скрыть красоту Филли. Маленькие нежные руки красивой формы не могли принадлежать уроду.

С каждой минутой глаза Сэррея открывались все больше и больше и все глубже и глубже проникали через искусственную оболочку «мальчика». С большим трудом Роберт заставил себя отвести взор от Филли; он чувствовал, что кровь горячей волной приливает к его сердцу и возбуждает страсть.

IV

Уолтер и Дадли были очень поражены, когда узнали, что Сэррей берет с собой в Лувр Филли. Брай был, по обыкновению, молчалив, и в то время, как Дадли засыпал Роберта вопросами, он давал распоряжения хозяйке гостиницы о том, чтобы к раненому была взята сиделка во время их отсутствия.

На другой день, одеваясь на бал, Уолтер взял с собой кинжал и посоветовал Дадли сделать то же самое, сказав ему:

– Возьмите с собой кинжал и самый лучший меч! Боюсь, что эти вещи понадобятся нам. Сэррей так тревожно и мрачно настроен, как будто дело идет о чьей-нибудь жизни.

Хотя Роберт и не слышал этих слов, но тоже тщательно вооружился.

В Лувре снова горели тысячи огней, и веселая толпа сновала по комнатам так же, как и накануне.

Когда Сэррей вошел в зал, к нему подошла Мария Сейтон и, сняв свою маску, проговорила, краснея до корней волос:

– Сэр Говард! Благосклонность к вам королевы Марии Стюарт заставила меня отказаться от своего намерения обратиться с просьбой к королю, чтобы он приказал разыскать моего брата. Поэтому прошу вас немедленно сообщить мне, где в настоящее время находится мой брат.

– Я уже имел честь доложить вам, что ваш брат лежит у меня, на моей постели. Даю вам слово, что я забочусь о нем, как о родном брате. Несчастное недоразумение заставило меня вчера потерять голову от страданий и злобы, и я наговорил вам много неприятного, чем, вероятно, вызвал в вас сожаление ко мне, так как считаю себя недостойным вашего гнева…

– Я очень рада, что вы пришли к этому заключению, – холодно перебила его Мария. – Что касается моего брата, то вы успокоили меня на его счет. Я больше верю вашему честному слову, чем прежней любви.

С последними словами Мария отвернулась и отошла от Роберта.

Но он, последовав за ней, произнес: