С этими словами Екатерина опустила железную решетку, замкнула ее и удалилась, не обращая внимания на страшные крики несчастной и на ее вопли и плач.
Закрыв наружную дверь, королева в сопровождении своих дам поднялась по лестнице, и никто из видевших ее в этот вечер не мог бы заподозрить, что в кармане этой веселой женщины находятся ключи от темницы, в казематах которой изнывают и проклинают ее несчастные жертвы… Но призрак испугал ее. Генрих сумел ее успокоить. Для придворных же дам не было ничего необычного в том, что одна из них исчезала на время и возвращалась бледной и истомленной. Двор сожалел, что Клара больна, но кто мог угадать, что именно произошло? Кто посмел бы искать Клару, кто посмел бы произнести ее имя?
Екатерина не трепетала, она была лишь взбешена тем, что призрак напугал ее. Не суеверный страх овладел ею, а мучительное сознание того, что кто-то проследил ее замыслы и насмехается над нею.
«Как далеко проник он в тайну? – думала она. – Неужели он может открыть темницу?»
Она сжала в кармане ключ и поспешно направилась к подвалам. Ей хотелось скорее увидеть, заперты ли двери и томится ли Клара в своем каземате…
Королева бежала по коридорам и слышала хихиканье призрака. Она снова услышала его, когда открыла дверь каземата и нашла Клару на ее соломенном ложе. Она прикрыла первую дверь, но ужас объял ее, так как вблизи нее снова раздалось хихиканье, насмешливое, вызывающее, грозное…
Екатерина бросилась обратно. Впервые она испытывала настоящий страх. В этот момент потух ее фонарь и дверь перед самым ее носом захлопнулась. Она была в плену…. Снова раздалось хихиканье. Пот выступил на лбу Екатерины. Она тронула дверь и увидела, что та не заперта. Королева одним духом взбежала по лестнице, но хихиканье преследовало ее; Екатерина спешила по освещенным залам и все же слышала его у себя за спиной.
– Это игра расстроенного воображения, у меня лихорадка! – успокоила самое себя королева, легла на диван и, позвонив, приказала позвать врача.
Ее мозг, казалось, пылал и перед глазами ходили огненные круги.
На следующее утро по всему дворцу пронеслась ужасная весть: Клару Монтгомери нашли мертвой в ее постели и возле ее трупа – клочок пергамента, на котором было написано следующее: «Я покончила с собою, так как меня бичевали и бросили в темницу за то, что я не хотела служить похоти короля!»
Это – уже не была игра воображения, это была хитро обдуманная месть. Король под страхом смертной казни запретил распространять эту весть; он приказал говорить, что Клара умерла от разрыва сердца.
Граф Монтгомери приехал во дворец и просил выдать ему тело его сестры. Ему было отказано в этом, так как королева взяла на себя хлопоты по ее погребению. За похоронной процессией шли пэры Франции. Король хотел пожать руку Монтгомери, но тот сделал вид, что не заметил этого, и Генрих опустил руку и потупил свой взор. Ни слова гнева не сорвалось с его губ.
Мария Стюарт бросила цветы на гроб бедной Клары и со слезами на глазах шепнула графу:
– Пощадите короля! Не он убил ее.
Монтгомери преклонил колено и поцеловал ее руку; Мария почувствовала, что снова приобрела себе друга. Екатерина тоже обратилась к нему и сказала:
– Граф Монтгомери, вы настаивали на том, чтобы видеть труп. Я чую здесь яд, но яд, для меня неизвестный. Спросите-ка у своего друга Дадли или у его пажа, нечестивого шотландца; пожалуй, они слышали у себя на родине о том, что человека поражает удар, когда он понюхает фиалку.
– Ваше величество, если вы не знаете этого яда, то его и нет здесь налицо, – возразил Монтгомери, – должно быть, тело моей сестры было изнурено ударами бича, холодом, страхом и прочими муками; все это действует как яд.
– Вы так думаете? – с иронической улыбкой произнесла королева. – Меня весьма интересует это сравнение, и я расспрошу вас еще об этом.
Монтгомери поклонился и сказал:
– Где будет угодно вам, ваше величество, только не над опускными дверями Лувра. Впрочем, что это я болтаю, – продолжал он, видя, как Екатерина закусила губы, – вместо того чтобы благодарить вас за то, что ваши строгие меры избавили мою сестру от позора стать графиней Альбеф.
Альбеф был именно тот кавалер, которого король избрал в женихи Клары.
Глава 17. Перемены
Свадебные торжества не прекратили дипломатических интриг, но только на время прервали их. Миру улыбались солнечные лучи, а между тем уже собиралась буря, и те, кто мог прозреть далекое будущее, вместо того чтобы завидовать красавице супруге дофина, молились за нее.