В черном списке

Господин ван С. был очень доволен тем, что показал нам Мидоулендз. Он процитировал высказывание одного дельца о том, что рабочие в Глазго живут в худших условиях. И мы охотно признали, что Мидоулендз хорошо устроен: его планового однообразия хватит на 25 лет — до 1984 года. Мы словно посетили выставку кубического абстракционизма, где дом № 1071, на призрачном фундаменте, и жившая в нем семья были экспонатами в бесконечном ряду подобных. Государство заявило: у вас нет способностей развиваться социально и индивидуально. Мы лишаем вас всего человеческого и превращаем вас в роботов. Такова цена за полкомнаты на человека в Мидоулендзе.

Нас утомила как поездка, так и вся эта заученная или непреднамеренная ложь. Мы чувствовали себя словно в каком-то лабиринте, где на каждом шагу фальшь, извращения и слепота. Вину за все сваливают на что угодно, но только не на апартеид. Просто изумляешься, насколько нагло официальные лица пытаются внушить вам те или иные вещи, не подозревая, что вы уже успели поговорить с гораздо более осведомленным человеком или ознакомиться с литературой, газетными материалами и исследованиями по данному вопросу.

В Южной Африке пока еще имеется возможность проверять факты, выслушивать стороны, придерживающиеся противоположных мнений.

— Напишите теперь что-нибудь и о хороших условиях! — вдруг неожиданно заявил господин ван С. — Зачем выделять только отрицательные стороны?

— Ни одна страна в мире не произвела на меня более сильного впечатления, — сказал я. — У меня всегда будет желание приехать сюда снова.

Он кивает в знак согласия — это ему понятно. Он был за границей только один день, в Родезии. Но у меня не было времени объяснять, что я имел в виду, да он не стал бы и слушать. Отсутствие демократии не становится менее заметным даже тогда, когда хвалят хорошие больницы, которые тоже подчинены политике; нельзя оправдать полицейское государство, превознося что-то ему совсем несвойственное. Оправдать такое государство можно, только упразднив его.

В департаменте по делам неевропейцев сказали:

— Дайте господину Вестбергу список школ, которые мы построили в прошлом году, и сведения о том, сколько мы израсходовали на пивные бары и спортивные площадки.

Почти каждый белый южноафриканец считает само собой разумеющимся, что страну критикуют за материальное положение африканцев, то есть за то, как они живут и питаются. В конце концов появляется желание крикнуть белым: я знаю, что здесь тысячи домов из прочного бетона и автобусы, которые ходят ежеминутно, дешевые витаминные таблетки, чего нет в Сомали и Верхней Вольте. Но я же говорю о свободе передвижения, о свободе слова, о праве голоса, о свободе профсоюзов.

Ведь важно не только то, чтобы население было сытым и жило в чистоте, чего именно хотят добиться так называемые реалисты, важно защитить человеческое достоинство африканцев. Степень унижения человека здесь так велика, что всякая любовь к жизни в нем увядает.

И вот наступает момент, когда взаимопонимание исчезает совершенно. Никогда не позавидуешь триумфу того, кто стучит кулаком по столу и восклицает: «Разве факты, которые я привел, не являются неоспоримыми, вы должны признать их!»

Жутко наблюдать, как один человек смотрит на другого человека и все же отказывается признать в нем такового.

Вилли, Лиза, Петер, Анжела и Роберт… люди… те, кто вечером убавляет свет в керосиновой лампе, утром умывается, приносит дрова, оставляя в пальцах занозы, спорит о том, какой автомобиль будет лучшей моделью года, — этих людей для буров не существует. «Недостаточная гигиена местных жителей увеличивает, особенно в жаркие месяцы, риск эпидемий среди европейцев».

То, что я говорил, уже не доходило до него, будто я говорил по-китайски. Чиновник ван С. подождал, пока я кончу, пожал мне руку и сказал, что, кажется, все это утомительно и не будь у него столько дел, мы могли бы пойти и выпить чего-нибудь прохладительного.

ИМЕНЕМ ЗАКОНА

На следующий день мы сидели у Вилли Косанге.

Речь зашла о преступности. Вилли считал, что многие одаренные и предприимчивые африканцы становятся королями гангстеров или политиками, в зависимости от склада характера.

Главари банд редко попадаются. У них есть подставные лица из числа белых и индийцев, так что они могут действовать во всех частях города. Сами они держатся в стороне. Белые посредники скупают для них даже акции на биржах. Тсотсис[10] не боятся полиции. Вечером в пятницу они заполняют вокзалы Орландо или Нансефилда и отбирают у людей зарплату. Они одеваются под шоферов такси и везут намеченную для грабежа жертву в отдаленное место. В некоторых локациях добропорядочные жители не отваживаются ночью перейти улицу из страха перед бандами, носящими различные громкие названия.