В черном списке

— Кто-то мне сказал, что в наших местах хорошо разводить кур и делать сидр. Как вы считаете?

Мы считали, что лучше продолжать по-старому. Корнелиус кивнул головой и начал рассказывать о своем детстве.

Он производил впечатление сильного человека. Он не видел на своем горизонте никаких туч и не замечал, что причиняет страдания другим.

Мы пожелали хозяевам спокойной ночи и получили ключ от нашей комнаты.

— Закрывайтесь как следует! — напутствовала нас Марти.

— У нас происшествий не бывает, — сказал Корнелиус. — Гранат в шкафах не держим, тренированных собак и сирен на крышах, как у соседей, у нас нет.

— Все же пистолеты у тебя есть, — заметила Марти, чтобы придать нам уверенность в нашей безопасности.

Окна комнаты выходили во двор. Кровать была со столбами, на которых укреплялась противомоскитная сетка. Белая плоская крыша дома потрескивала и похрустывала: ночной холод гнал из нее дневную жару.

ЧТО-НИБУДЬ КРАСИВОЕ О ЮЖНОЙ АФРИКЕ…

Мы проснулись утром. На окне паутина, два зяблика — один серый, другой голубой — на кусте таволги.

Утро, похожее на тысячи других. Южная Африка на пороге нового десятилетия. Как она будет выглядеть через десять лет?

Каштаны с желтеющими листьями недвижны, дождей давно нет. Какая-то птичка с красным клювом и зеле-ними крыльями то и дело бросается на наше окно. Мы подумали было, что она хочет покончить с собой, но потом поняли: она клюет клей, которым приклеено к раме стекло. Мы прозвали ее «клеевой птичкой».

Ранний завтрак: овсяная каша, поджаренные куски хлеба, варенье из гуайявы, терпкий жирный сыр, ветчина и манго. Слуги на молитве отсутствовали.

— Вот эта коробка из-под печенья досталась моему отцу еще во время освободительной войны. Мы храним ее как память, — рассказывал Корнелиус. На нем были шорты цвета хаки и белая рубашка. На улице солнечные лучи просачивались сквозь листву деревьев. На коробке картинка: из дремучего леса выходит охотник с котомкой за плечами.

Мы поблагодарили Корнелиуса за гостеприимство.

— Не стоит благодарности. Заглядывайте-ка лучше к нам еще, когда будете в наших краях.

Он уселся в свой лэндровер и поехал по аллее, чтобы посмотреть на работу подчиненных. Когда мы остались одни, Марти ван дер Мерве сказала:

— Напишите что-нибудь красивое о Южной Африке!

Скоро наш форд «Префект» исчезнет, подобно кораблю в море, но для нее все останется прежним. Я смотрел на ее открытое спокойное лицо, ее глаза словно умоляли о чем-то. Она не была злым человеком.

Когда мы уезжали, солнечные ящерицы выползли из своих норок в фундаменте дома. Далеко внизу в аллее мальчишки из племени бечуана кричали на быков и гнали их на равнину: «Хой, хой!» Между кустами крыжовника, будто по рельсам, ходили цесарки.

Где-то трудились учитель и дети, получая за это право учиться два часа в день. На маисовых полях работали женщины, одетые в юбки цвета хаки или в светло-серые платья. У многих грудь прикрыта куском материи. Ступни ног, покрытые толстым слоем пыли, израненные камнями, огрубели. Малыши сидели за спинами своих матерей.

Мы направлялись на юг, к району севернее Претории. Прямые дороги обсажены эвкалиптами с голубоватой блестящей корой. На обширной равнине несколько низких домов — точно старинная голландская картина. Внезапно появился небольшой городишко с автомобилями фермеров и торговцев перед баром в гостинице, бензоколонкой и реформатской церковью. Когда же мы увидели индийца перед дверью его лавки, нам вспомнилось, как буры в сороковых годах бойкотировали индийских торговцев, чтобы заставить их эмигрировать.

Дело дошло до того, что около индийских магазинов стояли автомашины с громкоговорителями и выкликали имена тех белых, которые покупали товары у индийцев. Сейчас закон о расселении по группам сделал то, чего не могли добиться бойкотом.

Вскоре мы въехали в пологую долину, долину бедняков. Земля — песок и мел; женщина идет за плугом, пятеро детей с опухшими от голода животами. Взъерошенные стебли маиса столь же недвижны, как и груды камней вокруг их. Несколько коров с прямыми разведенными в стороны рогами пьют воду из зеленого пруда.

Слишком мало для того, чтобы жить, и слишком много для того, чтобы умирать, — одна из тех немногих поговорок банту, которую еще не цитировал в парламенте Вет Нел.

Находились ли мы на территории резервации или нет — мы не знали, вывески нигде не было. Через резервации можно проезжать по большим дорогам, но нельзя останавливаться и фотографировать. Впрочем, маленькие резервации бедны зрелищами. Недавно один миссионер получил разрешение посетить резервацию, но лишь после того, как дал обещание не садиться за один стол с африканской семьей. Известному ботанику отказали в просьбе посетить резервацию с целью сбора коллекций цветов, так как думали, что у него другие намерения. Труднее всего получить разрешение на пребывание в резервации антропологам.