Согласно статистике департамента тюрем, в 1957 году на принудительные работы было сослано 58 199 312 африканцев (мужчин). В феврале 1958 года в Риверсдале В. Р. Верстер, генеральный директор тюрем, говорил: «Департамент тюрем превратился в пересыльный пункт для крестьян от Лимпопо до мыса Кап».
В последнее время принудительные работы рационализированы. Сейчас создан Кооперативный союз фермерских тюрем (Farmer’s Prison Cooperative Societies). Вместо того чтобы держать рабов на фермах под замком, их владельцы строят общую тюрьму. Заключенные прибывают из бюро труда в какой-нибудь близко расположенный город, их размещают и кормят в такой тюрьме, а по утрам выводят на работы на близлежащие фермы. Сейчас в Союзе насчитывается 26 таких тюрем и строятся новые.
Адвокат Иоел Карлсон говорил:
— Африканец часто не в состоянии заплатить штраф даже в один или два фунта стерлингов. Контора Туземного комиссариата в Фордсбурге — настоящий рынок работорговли, куда фермеры обращаются с просьбой прислать рабочих. Автомобиль с живым грузом немедленно выезжает на место. Семьям об этом ничего не сообщают.
Ссылаясь на закон о неприкосновенности личности (Habeas corpus Act), Карлсон вынудил некоторых фермеров согласиться, чтобы на суде свидетелями выступили сами рабочие. В июне 1959 года, когда мы находились в ЮАС, несколько таких дел разбиралось в верховном суде. Вот дело Нельсона Ланги, работавшего дворником иоганнесбургского городского управления. Его брат разузнал, что он находится на одной из ферм в провинции Беталь. Из судебного протокола:
«
— Где вы находились, когда они подошли к вам?
— Я был на улице и шел в барак, где жил.
— Они потребовали ваш паспорт?
— Да. И я ответил: «У меня нет с собой паспорта. На работу мы паспорта не носим». Они сказали: «Ты арестован! Я сказал: «Вот бляха с моим рабочим номером, а вот метла, которой я пользуюсь на работе». Они ответили: «Какое нам до этого дело. Марш в машину!» Я влез в грузовик.
— Что произошло дальше?
— Грузовик поехал по улицам. Полицейские арестовывали людей, как они арестовали меня, и грузили их в машину. Ночь мы провели в Регентс-парке. На следующее утро нас повезли в Иоганнесбург. Свою метлу я оставил в Регентс-парке. Нас доставили в старую паспортную контору Иоганнесбурга, сделали перекличку и сообщили, что нам дадут работу. Тогда я сказал: «Я не хочу работы, у меня она уже есть». Они сказали: «Это нас не касается. Ты получишь работу…» В четверг нас погрузили на машины и отправили в Бсталь».
Пауль Антони. Цветной. Из заявления суду:
«Вместе со многими другими меня привели к белому чиновнику, контора которого находится около полицейского участка Винберг. Он разделил нас на две группы: одна должна была отправиться в тюрьму, другая — на фермы. Я попал в группу на фермы, видимо, потому, что у меня не было паспорта. Я протестовал и сказал чиновнику, что я цветной и не имею паспорта. Он мне ответил, чтобы я закрыл рот, и добавил, что, поскольку я не умею молчать, меня задержат на более долгий срок, чем всех остальных, и пошлют на фермы не на шесть, а на двенадцать месяцев. Чиновник стал что-то писать и сказал мне: «Вот тебе двенадцать месяцев». Полицейский, африканец, схватил мою руку и силой заставил сделать отпечаток большого пальца на бумаге».
Случай из тысячи таких же: Джеймс Садик исчез из дома в Иоганнесбурге, оставив жену и двоих детей. У него была хорошая работа. Через полгода жена узнала от одного бежавшего африканца, что Садик находится на одной из ферм в Трансваале. Из его рассказа:
«Ночью нас, человек шестьдесят, запирали в каком-то зале. С субботнего вечера до утра в понедельник мы все время были под замком. Пол цементный, никакого света, целые армии вшей. Нас мучила жажда. По воскресеньям кормили червивым мясом, в остальные дни — кашей. Ее варили по понедельникам в железных бочках, она остывала, становилась твердой, как камень, так что ее можно было нарезать брусками. Мы питались ею всю неделю».
Его товарищ Джордж Дубе продолжает рассказ Садика:
«Днем над нами стояли надсмотрщики с плетьми в руках. Их было девять, и охраняли они шестьдесят рабочих. Особенно они нападали на новичков, и те вынуждены были отдавать им одежду и ценные вещи. Они брали у рабочих мотыги и ими били новичков по ногам, чтобы они не смогли убежать. У меня на голове, да и на всем теле, сохранились шрамы от ран, так же как у других рабочих.