В черном списке

Лесли Рубин — человек с необыкновенно короткими ногами и хитрыми морщинками вокруг огромнейших голубых глаз, каких мне никогда не приходилось видеть на еврейском лице. Как сенатор он представляет какой-нибудь миллион африканцев Капской провинции — избирательного округа, который в три раза превосходит Англию и Шотландию. Он уже отстранен, но должен заседать в сенате до истечения своего мандата. Националисты в это время ликвидировали всякое косвенное представительство африканцев и лишили их права голоса в парламенте.

Из конторы Рубина, в доме по улице Парламент-стрит, 47, мы перешли в парламент и пили пиво с Маргарет Балинджер, по-матерински суровой женщиной, которая представляла африканцев с 1936 года, когда они были лишены последних остатков права голоса в Капской провинции. Лесли пригласил нас на завтрак в закрытый ресторан парламента, который считается лучшим в городе. Вместе с нами были его жена Пирл и старший сын юрист Невиль.

За столом рядом с нами расположились некоторые из южноафриканских министров. Они пили и ели то же, что и мы: шерри к авокадо, капскую рыбу снук с нидербургским рислингом, цыпленка со шпинатом, тыкву с корицей, сыр, мороженое, ликер «ван дер Хюм» к кофе. Мы видели на близком расстоянии тех, с кем я, по мнению начальника информационного бюро, не мог встретиться. Впрочем, сам начальник тоже был здесь.

Доктор Хендрик Фервурд — апатичный человек с розовыми круглыми щеками, ростом около двух метров, фанатик, который, проливая слезы, подвергнет пыткам своего лучшего друга, чтобы сохранить его душу для апартеида. Согласно сообщениям политических хроникеров, этот человек закрыл школьных дверей и открыл тюремных ворот более чем кто-либо за всю историю Южной Африки.

— Интеллектуальная гиена, пожирающая свободу, в умерщвлении которой участвовала его партия, — пылко воскликнул Невиль.

— Да, вот несколько апостолов из братства двенадцати, — заметил Лесли. — Южноафриканские диктаторы.

Даан де Вет Нел, министр по делам банту, оказался огненно-рыжим, лысоватым, чрезвычайно толстым человеком. Черные, как он сам заявлял, прозвали его «человеком, который ставит вещи на место», поскольку он говорил, что «если я и мой парод должны выжить за счет банту, то я лучше умру».

— Если бы Вет Нел выступил с речью в Англии или Швеции, — сказал Лесли Рубин, — его, без сомнения, тут же отправили бы в сумасшедший дом. Вот вам типичный представитель умалишенных в составе правительства. Существует ли в мире что-нибудь подобное — это еще вопрос.

Здесь же присутствовал Чарльз Сварт, мужчина ростом более двух метров. Бывший министр юстиции, а сейчас генерал-губернатор. Раньше он подвизался в роли репортера в Нью-Йорке, был киноактером в Голливуде (играл суперменов), преподавателем по сельскому хозяйству, нацистом во время войны. Сварт возродил тайную полицию, по его инициативе было более широко введено телесное наказание, причем Сварт, выступая с трибуны парламента, потрясал девятихвостой плетью и говорил: «Что значит меж братьев пять лишних ударов вот этой штукой?». Это он, в своей маниакальной ненависти к коммунизму, стоял за «процессом о государственной измене», на котором обвинял африканцев в попытках отравить колодцы и где в качестве главного лжесвидетеля выставил некоего Мгубасе, который с одиннадцати лет занимался профессиональным бандитизмом.

Здесь был и министр иностранных дел Эрик Лоу. Самый маленький по духу и по телу среди диктаторов. Антисемит, как-то заявивший, что евреи украли весь цемент, чтобы не дать бурам строить дома. Выступая еще в 1926 году, он называл работников прессы «бессовестными людьми» и угрожал своим обидчикам тюрьмой и плетьми. Его карманы набиты вырезками враждебных ему выступлений, его прекрасный архив хранит газетную ложь за тридцать лет, в его взгляде появляется красноречивая ненависть, когда он встречает журналиста: «Посмейте только истолковать меня неправильно!» Ведь когда южноафриканский Геббельс говорит об опасностях, которые угрожают со стороны «либерально-демократического еврейства», эти три бранных слова предназначаются лишь для внутреннего пользования, а для экспорта на Запад они должны переводиться как «широко разветвленный международный коммунизм», чтобы не возникало недоразумений.

— Лоу закрыл в 1956 году русское генеральное консульство, — сказал Лесли. — Он хотел показать все еще критически настроенному миру, что его жестокие методы являются следствием угрозы коммунизма. Русские устраивали приемы для африканцев и белых, приглашали к себе и тех и других, и это нарушение закона послужило поводом для их изгнания. Они ушли, чтобы показать, что лучше уйти, чем сдаться перед апартеидом. Консульства западных держав не проводят таких приемов, но посольства в принципе могут это делать, а американское посольство устраивает их и сейчас.