Таковы четыре крупных деятеля Южной Африки. В их обществе мы видели также министра финансов Донгеса и министра труда Яна де Клерка, жизнерадостного кальвиниста, только что закрывшего для нескольких тысяч людей доступ к профессиям, которым они обучались, и хваставшего тем, что он дал белым новые возможности найти работу.
— Смотрите на них! — воскликнул Лесли Рубин. — Польше вы их нигде не увидите. Улавливайте их суть, пока они расправляются с цыпленком… Пока у власти сидят вот эти, никто не может чувствовать себя в безопасности.
Да, мы смотрели на них, смотрели до тех пор, пока их образы не превратились в нашем воображении в восковые фигуры.
Пирл Рубин училась в университете Стелленбош в одно время с доктором Фервурдом и вышла из его стен националистом в вопросах культуры. Она и ее товарищи, например, бойкотировали магазины, в которых продавцы отказывались говорить на африкаанс. Когда она встретила Лесли Рубина, родившегося в двух кварталах от парламента, она была преподавательницей языка африкаанс в Дурбане.
— Националисты не простят нам того, что мы родились в Южной Африке и разговариваем на их языке, — сказала она.
— «Убирайтесь в свой Израиль!» — кричат они мне обычно в сенате, — рассказывал Лесли. — «Вам бы пасти овец на Синае!» — кричал Ханс Абрахам другому еврею— депутату парламента. А ведь Фервурду никто не скажет, чтобы он убирался в свою Голландию, хотя он там родился и многие были бы рады избавиться от него.
— Сенат — это фарс, — сказал Невиль. — Когда отец начинает говорить о художествах полиции, националисты встают и уходят. Тогда отец звонит в колокольчик, чтобы восстановить кворум, и они появляются снова, красные и взбешенные. Так бывает, когда удаляется даже сам доктор Фервурд.
— Мы чужие в своей стране, — сказал Лесли, — и, борясь за интересы африканцев, мы боремся за самих себя Благодарностей мы не ждем.
Когда мы перешли к десерту, у нашего стола появился Джепи Бассон. Его только что выбросили из Националистической партии, но он продолжал оставаться депутатом парламента. Он стал виновником политического скандала, потребовав оставить африканцам их белое представительство в парламенте. Доктор Фервурд не терпит отклонений, и спустя полгода Бассон совместно с группой бурских интеллигентов был вынужден создать новую Националистическую партию: апартеид в ее про грамме остался на первом месте, но новая партия требовала большей интеллектуальной свободы, чтобы, как говорит Бассон, избежать «фашистской диктатуры» в стране. Джепи Бассон худой коричневый от загара человек с голубыми глазами и хитрыми морщинками у рта. Он производит впечатление честного, но пронырливого политика: ему представился блестящий случай продемонстрировать раскол в среде буров.
Когда половина третьего прозвучал звонок, приглашавший в зал заседания, мы направились сначала в нижнюю палату, или ассамблею. Всех нас разморили вина, и спустя некоторое мгновение после начала выступления Вет Нела трое из его коллег по партии уже спали, уронив на стол головы. Остальные прилагали большие усилия, чтобы не задремать. Националисты сидели слева и выступали на африкаанс, оппозиция расположилась справа, и ее представители говорили на английском. Объединенная партия пыталась выставить буров как слишком либеральных людей: план создания Бантустана увеличивал черную опасность и выбивал почву из-под ног белых.
Вет Нела перебивали насмешливыми выкриками, и он все время повышал голос, отчего становился темно-красным. Председатель кричал: «К порядку, к порядку!» — и стучал молотком. Из того, что мы увидели в Южной Африке, это больше всего походило на мятеж. И все же мы находились в мире мечты, обнесенном прочным забором: бессильная оппозиция, умеющая лишь острить, присутствовала здесь только для того, чтобы выслушивать сообщения правительства об уже проведенных им мероприятиях.
Но для трех четвертей населения с этим парламентом и его демократическим фасадом связана угроза в любое время быть выселенным из родного города по приказу честного чиновника, угроза остаться без работы и дома; с ним связана высокая смертность (50 %) африканских нетей, не достигнувших шестнадцатилетнего возраста, и также вынужденный уход мужчин от семей на фермы и рудники, где им приходится работать, чтобы не умерли оставшиеся в живых дети.
Мы поднялись в ложи сенатского зала. Лесли Рубин выступал перед закрытием прений по вопросу о ликвидации «свободных университетов». Сенаторы сидели разнизавшись на стульях; закон фактически уже был принят. Речь Рубина была обращена в прошлое и повествовала о потерях, которые несет Южная Африка, о моральной коррупции и ликвидации свободы. Воспроизводить ее не стоит, но в ложах для публики неподалеку от нас кто-то плакал, и было знаменательно именно здесь слышать бесподобную защиту права человека самому избирать свой жизненный путь и приобретать знания на благо всего человечества.