В черном списке

Мы направились в редакцию «Друм». Она находилась на углу Маршалл-стрит и Тройе-стрнт, к западу от центра. Косые лучи солнца падали на город, и продолговатые тени труб разрисовывали крыши. Миновав магазин автомобилей, принадлежащий Сиойману, одному из известнейших спортсменов страны, мы прошли мимо небольшой лавчонки. На вывеске надпись: «Алмазная биржа. Золотые монеты по рыночным ценам или по договоренности».

Здание редакции «Друма» старое. Репортеры африканцы, сидя за пишущими машинками, громко переговаривались. Мы встретили здесь Тома Хопкинсона, английского писателя, сменившего Антони Сэмпсона на посту редактора этой газеты, поговорили с Хемфри Тайлером, вторым редактором, белым, единственным журналистом, который был свидетелем резни в Шарпевилле в I960 году. Однако, оказалось, что наш фотограф переехал в Дурбан.

На лестнице мы встретили африканца.

— Я слышал, вы кого-то ищете, — сказал он. — Народ ездит гораздо больше, чем люди думают. Я только что сдал рассказ, но его, наверно, не примут.

Мы сказали ему, что в городе мы люди новые, а до этого провели несколько месяцев в Южной Родезии и там один африканец просил нас передать привет.

— Кто же это? — спросил наш новый знакомый. Оказалось, он его знал. Мы шли вместе по Мейн-стрит. Рассказали, кто мы такие. Его звали Вилли Косанге. На Голд-стрит мы остановились около какой-то ремонтной мастерской.

— У меня здесь автомобиль. Могу вас немного покатать.

Вилли около сорока лет, но выглядит он моложе. Высокие скулы сдавили лицо, и поэтому зубы выдались вперед. Веснушки на коже цвета красного дерева делают его лицо лукавым, а лоб почти так же высок, как у доктора Нкрумы из Ганы. Счастливый случай столкнул нас.

Раньше он писал в «Голден сити пост» и «Уорлд» — оппозиционных газетах, которыми владели европейцы, а редактировали их африканцы. Сейчас же Вилли работает торговым агентом в нескольких крупных фирмах — свободная профессия и оплачивается довольно прилично. Он узнаёт, какую обувь носят обитатели локаций, какое мыло и маргарин они употребляют, и сообщает об этом фирмам, указывая пути правильной рекламы их товаров. Вилли глубоко пустил корни и в лагере белых, и в лагере черных. Казалось, он знаком со всеми.

Создалось впечатление, что на родине апартеида весьма легко приобрести друзей, минуя расовые границы. Стоящие у власти утверждали: черные желают, чтобы их оставили в покое. Мнением африканцев они не интересовались.

Но чем больше стараются отдалить от вас этот мир черных, тем лучше принимают вас в нем. Эту истину мы познали еще в Родезии. Даже попытка установления контакта воспринимается здесь как свидетельство того, что вы на их стороне.

У Вилли был маленький форд «Англия». Он откинул покрывало с заднего сиденья, и там среди пружин стояла бутылка коньяку. Вилли рассмеялся. Может случиться, что полиция его «застукает», но коньяк она найти не должна.

Мы отправились на запад. Через отверстие между акселератором и педалью тормоза мы видели мелькавшую землю. Тот факт, что африканец возит белых в собственном автомобиле, здесь более обычен, чем в Родезии.

— Я покажу вам Иоганнесбург, — торжественно пообещал Вилли. — Вы побываете в локациях. Они вовсе не такие, как вы себе представляете.

— Мы жили в Родезии, видели там локации вдали от городов.

— Родезия! — произнес он презрительно… — Это ерунда. Слава богу, что я живу не там. Их рудничные поезда хуже самого плохого поезда, идущего в Орландо. Радуйтесь, что приехали сюда!

И мы поняли, что он лояльный гражданин Южной Африки. Это его страна, хотя властвуют в ней другие.

Мы ехали в локацию. Вилли назвал адрес: Орландо, 1068 или что-то в этом духе. Я сидел на переднем сиденье, Анна-Лена, наполовину спрятавшись, — на заднем. Не было смысла бросать вызов полицейским из бригады по борьбе с аморальностью. Вилли опасался, что номер его автомашины достаточно часто записывают представители полицейских органов.

Автомобиль въехал на ухабистую улицу, посыпанную щебнем, и начал крутиться меж домов, весьма похожих друг на друга. Названий улицы не имели, были лишь многотысячные номера домов. Казалось, номера даны домам для того, чтобы заставить полицейских и сборщиков налогов забыть о том, что в них живут люди.

— Будет неплохо, если вы заглянете на минутку ко мне домой, — сказал Вилли.

Мы поставили машину, вытащили коньяк, пакет с продуктами и последний отрезок пути прошли пешком. Вилли шел впереди. Единственным звуком, который мы слышали по дороге, была песня. Пели дети. Звенящие, монотонные звуки, подобные тем, какие издает при покачивании стеклянный бокал, если в него положить стеклянные шарики.

Но, увидев нас, дети замолчали. Остался лишь шум пыльного пронизывающего ветра. Здесь все временно, все непостоянно. Локация — это временный дом, построенный на неплодородном песке плоскогорья. В один прекрасный день город перестанет испытывать потребность в работе этих семей. Какому-нибудь чиновнику придет в голову идея применить один из тысячи параграфов закона.