В черном списке

— Роберт учится в третьем классе. В его школе преподают на сото. Как-то к нам зашел школьный инспектор и спросил, на каком языке мы говорим дома. На английском, ответили мы. Он был ужасно возмущен этим.

— Мы эмансипированные туземцы, — сказал Вилли. — Он был готов забрать у нас детей. А когда узнал, что я сото, а Лиза зулу, его почти хватил удар. Как могли мы пожениться, пренебрегая границами племени.

Мы ответили, что оба родились в Иоганнесбурге, и это нас меньше всего беспокоит.

— Задали вы ему задачу, — сказал я.

— Наоборот, — сказал Вилли. — Мы стали примером того, что бы произошло, если бы вовремя не стали проводить политику апартеида. Он долго размышлял, прежде чем решил поместить Роберта в школу сото. Но мы разговариваем с мальчиком по-английски, и я сказал ему, что масса вещей, которым его учат в школе, это хлам, не имеющий никакой ценности за пределами классной комнаты. Плохо, что мальчик теряет уважение к учебе вообще.

— Государство считает, что Роберт должен встречаться только с детьми сото, — сказала Лиза. — Он не должен понимать других.

— Вот увидите, скоро появится закон, запрещающий браки людей из разных племен, так же как браки между расами, — сказала Лиза. — На днях один чиновник в нашем департаменте спросил меня, не слишком ли много видела я несчастливых смешанных браков. Под этим он подразумевал, конечно, браки между африканцами различных племен.

— Где он сейчас? — спросила Анна-Лена, кладя вилку и нож.

— Кто?

— Мальчик, Роберт.

— В кухне, — ответила Лиза, — учит уроки.

— На языке сото?

— Нет, на английском. Каждый вечер я отмечаю ему в учебнике, что он должен выучить.

— Никто нам не запретит иметь учебники дома, — сказал Вилли. — Но мы не имеем права обучать его. Он знает, что важнее всего выучить как следует английский язык. А чтобы не нарушать дисциплину, мы посылаем его в школу.

Мы сидели и обедали за столом в Орландо. Это был наш второй день в Иоганнесбурге. Вокруг Орландо господствовало тупоумие, бесформенное и мрачное. Оно угрожало десятилетнему мальчику, сидевшему в кухне за уроками, оно хотело разделить нас; единственное, к чему оно стремилось, — разделять и разделять людей.

Удивительно, что Вилли и Лиза Косанге говорили об этом с легкой насмешкой и боролись с этим невыносимым злом очень простым и ясным способом. Лиза после обеда приходила домой и следила, чтобы мальчик выучивал несколько страниц учебника, предназначенного только для белых.

Это вошло в привычку. Через несколько лет ей, видимо, придется повторить то же самое с шестилетней Ребеккой. Сначала она убедила Роберта в том, что если он будет прилежно учиться, ему, когда он вырастет, не придется работать на рудниках или на фабрике. Затем она заметила, что он уже в том возрасте, когда такая работа привлекает. Лучшим средством оказалось обратиться к его любознательности, а она у мальчика была развита сильно.

Когда начало смеркаться, мы вышли и постояли немного перед домом. Зелено-голубое зимнее небо куполом нависло над плоскими крышами Орландо, отягощенными камнями, тыквами и вяленым мясом. Здесь жили сотни тысяч людей, а может быть, и больше.

Местные железные дороги, извиваясь между локациями, отделяли их друг от друга. В низине под Орландо расположился плавательный бассейн пастора Хаддлстона[5], а в другой стороне протянулись горы, усеянные точками домов.

Из полутьмы появился парень в белой рубашке в красную полоску. Он вошел через калитку, задев несколько кукурузных стеблей.

— Наконец-то, — сказал лукаво Вилли. — Эй, Петер! А у нас гости. Не делай вида, что ты голоден; они съели все, что у нас было.

ЗА СТОЛОМ

Петеру Косанге четырнадцать лет. Вернувшись в этот вечер из Иоганнесбурга домой, он привез четыре кроны, которые заработал, продавая на улице газеты. Два года назад Петер окончил школу. Работы для него, как и следовало ожидать, не нашлось. Сейчас он копит деньги на фотоаппарат, хочет стать профессиональным фотографом и спортивным обозревателем в газете «Голден сити пост».

Вилли рассказал нам, что Петер ловко продает газеты. Он охотно улыбается, а это на многих белых производит впечатление. Наши туземцы всего лишь взрослые дети, думают они. Четыре кроны в день — неплохой заработок. Лиза больше всего боится, что Петер выглядит слишком взрослым для своих четырнадцати лет. Она раздобыла для него удостоверение личности, в котором указано, когда Петер родился. Если полиции взбредет в голову, что ему шестнадцать, и она потребует паспорт, то, прежде чем он успеет сказать хоть слово в свое оправдание, его сошлют на работы на фермы.

В Орландо и других локациях многие родители считают годы, месяцы и дни, оставшиеся до шестнадцатилетия их детей. До этого они должны научить ребят правильному поведению в жизни, в которую дети вступают совершенно бесправными и беззащитными, в которой никто не в силах предсказать их дальнейшую судьбу.