В доме коммерции советника (дореволюц. издание)

Брукъ молча отошелъ отъ нея, взялъ со стола лекарство и приблизился къ кровати больной. Кети казалось, что молодой докторъ, подавленный внутренней борьбой, двигался какъ автоматъ. Хотя онъ и длалъ видъ, что не замчаетъ присутствующихъ, но ему, по всей вроятности, было очень тяжело, что эта сцена происходила при свидтел. Молодая двушка сама страдала отъ этого невольнаго присутствія, она нсколько разъ пыталась высвободить свою руку изъ судорожно сжатыхъ пальцевъ сестры, что-бъ бжать какъ можно дальше, но при самомъ осторожномъ движеніи, больная пугалась и вздрагивала.

Посмотрвъ на паціентку, онъ пытался пощупать ея пульсъ; желая помочь ему, Кети подложила свою лвую руку подъ локоть Генріэтты и при этомъ коснулась его правой руки. Онъ вздрогнулъ и такъ сильно поблднлъ, что она со страхомъ отдернула руку. Что это значило? Неужели нервы его были такъ раздражены, что онъ пугался каждаго наружнаго прикосновенія? Кети робко взглянула на него.

Тяжелый вздохъ вылетлъ изъ его груди, когда онъ подошелъ къ столу и поставилъ на него лекарство. Между тмъ Флора нетерпливо ходила по комнат и снова подошла къ доктору.

– Я, конечно, поступила очень необдуманно высказавъ теб, что у меня на душ, – сказала она, злобно улыбаясь; – Ты не признаешь женскую свободу, презираешь ихъ умъ и принадлежишь къ числу эгоистовъ, которые не могутъ выносить самосостоятельныхъ женщинъ.

– Да, особенно, когда она не можетъ быть ею…

– Что ты хочешь этимъ сказать? – спросила она, устремляя на него свои сверкающіе глаза.

Легкій румянець разлился по лицу молодаго доктора и брови его мрачно сдвинулись. Этотъ споръ, приправленный колкостями и упреками, становился для него пыткою. Но не смотря на то онъ отвчалъ ей спокойно, съ притворнымъ равнодушіемъ.

– Я хочу этимъ сказать, что каждая умная женщина, прежде чмъ стремиться къ самосостоятельной жизни, не должна нарушать принятыя на себя обязанности и семейное счастіе. Для этой самосостоятельности нужна сильная, твердая воля, положительное отреченіе отъ женскаго тщеславія и кокетства и кром того истинное дарованіе и талантъ.

– А ты, конечно, сомнваешься въ моемъ дарованіи и талант?

– Скажу теб только, что я читалъ твои статьи о женской эманципаціи и о рабочемъ класс, – сказалъ Брукъ рзкимъ голосомъ.

Флора отшатнулась, какъ будто увидла передъ собою острый ножъ.

– Почему ты можешь знать, что прочитанныя статьи написаны мною? – спросила она неровнымъ голосомъ, – я никогда не подписываю своего имени.

– Да, но весь свтъ знаетъ твои статьи гораздо раньше, чмъ он появятся въ печати.

– Положимъ, что ты и читалъ ихъ, но почему-же ты никогда не говорилъ со мной о моемъ литературномъ призваніи и даже ни разу не удостоилъ мои статьи своею критикою?

– Но разв это могло-бы заставить тебя отказаться отъ писательства?

– Конечно нтъ!

– Я это зналъ и потому ршилъ молчать до нашего соединенія. А тогда, само собою разумется, что умная жена пошла-бы рука объ руку съ мужемъ, какъ это всегда бываетъ, исключая того случая, если жена, сознавая и исполняя свой долгъ, пользуется высокимъ, выдляющимся дарованіемъ.

– Чего, конечно, я не имю, – прервала она его съ горькою улыбкою.

– Да, Флора, у тебя есть умъ, острота, но ты не имешь дара писателя, – сказалъ Брукъ тихимъ, мягкимъ голосомъ.

Нсколько минутъ Флора стояла неподвижно, какъ будто услыхала свой смертный приговоръ, потомъ подняла руки и воскликнула:

– Слава Богу, что я успла устранить послднюю преграду. Изъ меня сдлали бы рабыню, ничтожную женщину, изъ души которой вырвали-бы послднюю искру поэзіи, что-бъ растопить ею плиту.

Восклицаніе ея было слишкомъ громко. Больная проснулась и испуганными глазами озиралась вокругъ себя. Докторъ тотчасъ поспшилъ къ ней, далъ ей успокоительныхъ капель и ласково положилъ руки на ея лобъ; это прикосновеніе успокоило бдную страдалицу, ни чуть не подозрвавшую какую бурю она вызвала противъ своего любимца.

– Серьезно прошу тебя не безпокоить больную, – сказалъ докторъ, обращаясь къ Флор.

– Мн нечего говорить больше, – возразила она насмшливо, вынимая изъ кармана перчатки. – Я сказала все, что хотла и между нами все кончено – я свободна…

– Потому что я отрицаю въ теб талантъ, которымъ ты гордишься? – спросилъ онъ подавленнымъ голосомъ. Теперь негодованіе закипло въ его груди, все нжное и мягкое въ выраженіи его лица моментально исчезло – онъ стоялъ передъ нею грозный и строгій, какъ неумолимый судья.

– Скажи мн, за кого я сватался: за писательницу, или за Флору Монгольдъ? Когда ты отдала мн свою руку, то хорошо знала, что я принадлежу къ числу тхъ людей, которые желаютъ имть жену для себя и для тихаго семейнаго счастія, а не для того, что-бъ она, забывъ свои обязанности, восхищала свтъ своимъ талантомъ и дарованіемъ. Поэтому ты тогда старалась длать все, что мн пріятно, ты снизошла даже до того, что ходила въ кухню собственно-ручно ворочать горшки, чего я, конечно, не потребовалъ-бы отъ моей жены, составляющей всю мою гордость и все мое счастіе!