В доме на холме. Храните тайны у всех на виду

— Так я нормально хожу, — но слова прозвучали скорее как вопрос.

— Нет, для парня — ненормально. И больше не хихикай. По сути, смеяться вообще плохо, если только не смеешься над кем-то. И больше не говори по-французски, никогда, даже на уроке французского, если получится этого избежать. Никаких слов длиннее трех слогов. Я не шучу. И придется сменить имя — снова, — потому что Клод звучит слишком по-европейски и почти по-гейски.

Клод сузил глаза. Эта история, как и все, рассказываемые в его семействе, начинала подозрительно попахивать скрытой моралью.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Помогаю. Ты теперь хочешь быть парнем, тебе понадобится помощь. Наставник. Обычные парни учатся этому по ходу дела. А ты всю дорогу играл в куклы, и тебя принимали таким, каким ты был. Но не переживай — я тебя подтяну. Прикрою спину.

Цель Бена явно была другой, и Клод это понял.

— Ты ведь не к этому ведешь.

— Косвенно — к этому.

— А к чему, если не косвенно?

— Идеи две. Одна такая: никакого «вписаться в общество» и «быть нормальным» не существует. Твоя суть в том, что ты — девочка с пенисом. Моя суть в том, что я не так ходил, не так говорил, носил не ту одежду, читал книжки, много знал о компьютерах, много знал о многих вещах, но недостаточно о том, как держать рот на замке и изображать невежество или неуважение. Можно иметь подходящие гениталии и все равно не вписываться. Можно иметь подходящие гениталии, и парни все равно будут подличать и насмехаться над тобой.

— И что делать? — Клод все время пытался заправить волосы за уши. Вот только у него больше не было волос.

— Прийти домой. Поплакаться родителям. Позволить им сказать тебе, какой ты потрясающий. Взбеситься. Обрить голову. Вернуться на следующий день и попробовать снова.

— Это прекратится? Станет лучше? — Клод плакал — снова, что казалось невозможным. Разве в какой-то момент вода в его голове не должна закончиться?

— Немного, — пообещал Бен. — Однако, если бы кто-то подслушал этот разговор, меня бы все равно поколотили за то, что я его завел.

— А другая? — спросил Клод несчастным голосом.

— Другая что?

— Ты сказал, у тебя две идеи.

— Другая — то, что ты не парень.

— Я парень. — Клод развел руки в стороны, словно хотел вылететь в окно, если бы только мог. — Посмотри на меня, — он коснулся головы. — Посмотри на меня, — оттянул ворот флиски. — Посмотри на меня, — оттянул штаны на талии и глянул вниз. — Посмотри на меня! Посмотри на меня! Посмотри!

— Я и смотрю, — сказал Бен. — Ты выглядишь печальным. Ты выглядишь как человек, который вот-вот пожалеет о том, что принял слишком импульсивное решение по поводу волос. Как человек, который только что осознал, что десятилетние дети могут быть чудовищами. Но не выглядишь как парень.

— Не выгляжу, потому что все еще хуже, — голос Клода срывался, и казалось, все остальные части тела тоже срываются и ломаются. — Я не выгляжу как парень, но я все равно парень. Я не могу притвориться, что я не он. Я должен научиться им быть. Мне следовало учиться этому все это время. Теперь я отстал и никогда не нагоню. Все, что мне было нужно — это помощь. Я живу с целой толпой парней, и ни один не пожелал мне помочь!

— Мы помогали. — Бен почувствовал, что его голос зазвенел. — Ты что, смеешься?! Да мы только и делали, что помогали тебе! Мы говорили «ладно», когда ты переключился на платья. Мы говорили «ладно», когда ты сменил имя и отрастил волосы. Мы через всю страну переехали ради тебя. Мы хранили твой секрет ради тебя.

— Это не та помощь, которая была нужна! — Клод попытался вцепиться в волосы на висках, но схватил лишь воздух. — Нужно было помогать мне быть парнем. Мне не нужно было помогать быть не таким, как все, — я и есть

не такой, — мне нужно было помогать быть таким же. Мне нужно было помогать быть таким, как вы, а мне никто не помог, и теперь моя жизнь — обе жизни — закончены! Я не могу быть Поппи и не могу быть Клодом. Я не могу быть никем.

— Каждый человек является кем-то, — возразил Бен.

— Я никто! — В школе Клод как раз проходил Эмили Дикинсон. В смысле тогда, когда ходил в школу. — А ты кто?

— Я тоже никто, — голос Бена дрожал. — Нас двое.

— Нет, не двое. — Клод снова плакал. По Бену было похоже, что он тоже вот-вот заплачет, что несколько улучшило Клоду настроение. Но только самую малость. — Не двое. Я такой один-единственный.

Клод игнорировал стук в окно, который начался в 11:24 вечера и продолжался до пяти минут первого ночи, после чего стал просто невыносимым. Он отдернул шторы, открыл окно и высунулся в темноту и дождь. Могла ли принцесса-соперница быть принцем? Мог бы у принцессы быть пенис, если бы он не был секретом? Или Агги была просто очередной будущей потерей Поппи? Ночной ветер холодил безволосую голову Клода. Шел дождь, достаточно сильный, чтобы промочить обоих насквозь, но недостаточно плотный, чтобы замаскировать слезы. Он что угодно отдал бы, только бы Агги их не видела, но не мог удержаться, и те струились ручейками из заплывших глаз.

— Отличная прическа! — судя по голосу, Агги была в ярости.