В доме Шиллинга

Серьезная доброта и кротость, звучавшія въ этихъ словахъ имли на Мерседесъ сильное чарующее дйствіе, которое сейчасъ же было подавлено оскорбленной женской гордостью. «Разв мы не несемъ его вмст?» — сказалъ онъ, но это указываетъ на какую-то общность между ними… A у нeгo была жена, подло покинувшая домъ, чтобы помшать близкимъ сношеніямъ между нимъ и прибывшими… Мерседесъ была двушка, хотя и называлась женщиной; у нея былъ безстрашный энергичный, дятельный, какъ у мужчины, духъ и вмст съ тмъ въ ней было такъ много женственности, что она была чувствительна, какъ мимоза. Въ ней поднялось смшанное чувство стыда и отвращенія. Она не отвчала, а только устремила на него изъ подъ нахмуренныхъ бровей холодный, сверкающій выразительный взглядъ.

— Я хотя и не утвержденный законнымъ порядкомъ опекунъ обоихъ дтей, — сказалъ онъ спокойно, — но письма Феликса и мое общаніе ставятъ меня въ извстное положеніе, отъ котораго я не уклонюсь ни на одну линію. Поэтому я не долженъ разбирать, отталкиваетъ ли и обезкураживаетъ ли меня грубость и пошлость людей, съ которыми мн приходится имть дло, оскорблено ли при этомъ мое самолюбіе, — онъ говорилъ все возвышая голосъ, — все это должно остаться въ сторон… Феликсъ умеръ разорившись…

Она вздрогнула, какъ будто это выраженіе ножемъ рзнуло по сердцу…

— Ну, да — онъ не оставилъ ни одного доллара, — подтвердила она сердито, — все состояніе, которое оставилъ ему отецъ, заключалось въ плантаціяхъ… Теперь на опустошенныхъ земляхъ растутъ сорныя травы, — добавила она горько улыбаясь, — он потеряли всякую стоимость съ тхъ поръ, какъ руки, которыя ихъ воздлывали, носятъ на пальцахъ фальшивыя кольца и принадлежатъ свободнымъ господамъ… Феликсъ сдлался нищимъ, какъ и вс другіе, потому что Югъ разоренъ окончательно… Но зачмъ я все это говорю? По нмецкимъ понятіямъ, это только должное возмездіе за старую несправедливость!

Съ невыразимымъ гнвомъ повернулась она къ нему спиной и подняла руки, чтобы заправить въ стку волосы, упавшіе ей на грудь при этомъ быстромъ движеніи. Въ такой поз очертанія ея стройной фигуры были восхитительны для живописца. Широкіе рукава откинулись и на желтоватой, какъ мраморъ кож правой руки вверху ясно обозначился яркій красный рубецъ, какъ тоненькая пурпурная змйка.

На эту молодую женщину несчастія обрушились подавляющей массой, — война лишила ее отца, брата, жениха, посл чего она бросилась сама въ водоворотъ всхъ ужасовъ борьбы, можетъ быть затмъ, чтобы погибнуть вмст съ ними, но война оставила ей только этотъ яркій знакъ и предоставила одиноко идти своей дорогой съ невыразимой скорбью, раздраженіемъ и презрніемъ къ людямъ.

— Вы основываете свое полномочіе главнымъ образомъ на этомъ разореніи, насколько я понимаю? — сказала она, вдругъ вскинувъ на него глаза, посл того какъ засунула въ стку послднюю упрямую прядь волосъ.

— Конечно, — возразилъ онъ. — Моя задача во что бы то ни стало возвратить дтямъ ихъ наслдство…

— Жалкія деньги! — Она пожала плечами и въ ея тон слышалось то же холодное презрніе, съ какимъ она сказала нсколько часовъ тому назадъ въ мастерской: «да, на деньги своей жены!»

Онъ слегка измнился въ лиц; но теперь онъ стоялъ передъ ней не какъ художникъ съ мечтательно склоненной головой и съ задумчивымъ, какъ бы внутрь себя обращеннымъ взоромъ, a какъ одинъ изъ тхъ, которые наполняли старыя деревянныя рамы въ средней зал наверху, твердо, увренно, какъ человкъ, воля котораго непреклонна.

— Да, жалкія деньги! — повторилъ онъ съ удареніемъ. — Я не отрицаю ихъ власти такъ же, какъ и Феликсъ, который желалъ спасти наслдство для своихъ дтей и онъ былъ правъ, — они въ немъ нуждаются! Я знаю, что такимъ сужденіемъ поддерживаю дурное мнніе о себ, но я долженъ это перенести.

Она смотрла на траву у своихъ ногъ — потомъ на губахъ ея мелькнула презрительная улыбка.

— Вы боитесь, что дти умрутъ съ голода безъ денегъ старой женщины? — спросила она, какъ бы не замчая его послдней фразы.

Онъ улыбнулся.

— У дтей очень энергичная тетушка, которая изъ крайности возьмется за тяжелый трудъ, чтобы только ея любимцы не терпли нужды. Вотъ все, что я знаю, да мн и не надо больше никакихъ свдній, потому что, несмотря ни на что, я останусь при своихъ взглядахъ. Я долженъ считаться съ врагами, перескающими намъ дорогу… — онъ остановился и, опустивъ глаза въ землю, прибавилъ: — вы еще очень молоды…

— Но достаточно тверда, чтобы остаться врной умершему, — прервала она его многозначительно и съ мрачной серьезностью.

Наступило минутное молчанiе, — только слышно было голосъ Іозе, который стоялъ невдалек отъ нихъ на скамь и, пока Дебора приводила въ порядокъ его костюмъ, безъ умолку разсказывалъ о своемъ приключеніи въ монастырскомъ помсть.

— Я только одно хотлъ бы знать, — началъ опять баронъ Шиллингъ, и по его измненному тону слышно было, что онъ уклоняется отъ прежней темы, — зачмъ вы оставляете маленькую женщину въ заблужденіи, что она богата, «страшно богата»? Вдь, когда нибудь должна же она узнать правду?