— Я не считаю этого нужнымъ, пока она живетъ со мной, — возразила донна Мерседесъ спокойно. — Люсиль умерла бы отъ мысли, что не можетъ боле располагать богатствомъ… Феликсъ любилъ ее до самой смерти. Страхъ за будущность этого избалованнаго, любящаго наслажденія существа мучилъ его больше, чмъ забота объ Іозе и Паул. Я ему поклялась оберегать ее и потому отношусь къ ней, какъ къ старшей сестр ея дтей.
Мимолетная презрительная улыбка скользнула по ея губамъ.
— У Люсили слабая грудь, — доктора утверждаютъ, что у нея зачатки легочной чахотки, — продолжала она серьезно, — и мой долгъ удалять отъ нея все, что можетъ ее волновать. Поэтому я и теперь строго воспретила сообщать ей объ исчезновенiи Іозе, пока не выяснится, что именно случилось.
Она подозвала мальчика и взяла его за руку. Какая сила жила въ этой юной душ, которая, привязавшись страстно, требовательно, даже деспотически вела постоянную борьбу съ самой собой, чтобы сдержать слово, данное любимому умирающему брату.
— Можетъ быть, вы пойдете со мной къ Люсили, — сказала она барону Шиллингъ. — Очень возможко, что она уже узнала какъ нибудь о происшествіи. Она иногда волнуется изъ-за пустяковъ, а ваше присутствіе помшаетъ этому.
Они направились къ дому.
19
Донна Мерседесъ до сихъ поръ еще ни разу не была въ комнатахъ Люсили, такъ какъ не имла для этого никакого повода. Обдали вс въ большомъ салон съ украшенными рзьбой стнами и тамъ же пили чай вечеромъ, несмотря на ежедневный протестъ Люсили, а дтская отдлялась отъ этого салона только спальней Мерседесъ.
Солнце еще ярко свтило. Отъ залитого краснымъ свтомъ запада все окрашивалось какимъ то особеннымъ свтомъ; свтъ этотъ проникалъ въ окна дома и яркой змйкой заползалъ во вс скважины и щели. Мерседесъ безшумно отворила дверь въ комнату Люсили и отступила въ изумленіи.
Тамъ плотно закрытыя ставни и спущенныя гардины представляли ночь, освщенную множествомъ лампъ и свчей. Небольшая спускавшаяся съ потолка люстра была зажжена, по об стороны огромнаго трюмо горли свчи въ бронзовыхъ подсвчникахъ, а поставленныя на этажеркахъ лампы разливали матовый свтъ — взоръ невольно искалъ задрапированнаго чернымъ катафалка, на который долженъ былъ изливаться весь этотъ свтъ, но находилъ нчто иное. Это было театральное освщеніе.
Передъ зеркаломъ порхало, подобно бабочк, существо. Изящныя ножки были обтянуты въ трико тлеснаго цвта и коротенькая юбочка изъ желтаго атласа пышно торчала во вс стороны, вышитый серебромъ красно-лиловый лифъ охватывалъ тонкую стройную талію, и при каждомъ движеніи красивыхъ набленныхъ рукъ, при каждомъ поворот, какъ крылья, шумли и разввались блестящія ленты, приколотыя на плечахъ, колыхались на спин длинные темные локоны, спускавшіеся чуть не до пятъ и въ которые были вплетены блыя розы… Это былъ не танецъ, а какое-то порханье и какъ будто сгустившійся воздухъ носилъ эту маленькую гибкую фею. Люсиль дйствителъно была первоклассной танцовщицей.
У нея былъ странный музыкальный аккомпаниментъ. Горничная Минна стояла среди комнаты, обернувшись спиной къ двери и напвала мелодію съ такой правильностью и увренностью, какъ будто бы она въ продолженіе многихъ лтъ замняла оркестръ при упражненіяхъ своей госпожи. Она при этомъ тихо похлопывала руками и невольно покачивалась всмъ корпусомъ, слдя за движеніями танцующей. Об он такъ были погружены въ свое занятіе, что не обращали никакого вниманія на маленькую Паулу, которая, сидя на ковр, рылась въ разныхъ картонкахъ. Малютка нарядилась «какъ и мама» — она надла себ на голову задомъ на передъ блый внокъ, сняла башмаки и чулки, спустила также свое бленькое платьице и обернула свою голую шею и грудь желтой шелковой шалью.
— Люсиль! — воскликнула донна Мерседесъ рзкимъ голосомъ, въ которомъ слышались гнвъ и изумленіе.
Танцовщица въ испуг отскочила отъ зеркала.
— Минна, дура, ты забыла запереть дверь! — вскричала она сердито, но въ слдующую же минуту разразилась громкимъ принужденнымъ смхомъ. Баронъ Шиллингъ съ улыбкой погладилъ свою бороду, — нельзя было себ представить, чтобы эта сильфида могла упасть въ обморокъ отъ приключеній своего маленькаго сына. Между тмъ какъ онъ, держа Іозе за руку остановился у порога, Мерседесъ, не говоря ни слова, прошла черезъ всю комнату, сняла внокъ съ головы маленькой Паулы, которая сопротивлялась съ громкимъ крикомъ, и надла на нее платье, чулки и башмаки, все время ласково ее уговаривая.
— Ты не должна оставлять двочку свидтельницей своихъ забавъ, — сказала она Люсили, успокоивъ малютку.
— А почему это? — спросила молодая женщина упрямымъ вызывающимъ тономъ. — Если ты думаешь, что я позволю воспитывать Паулу такъ, какъ ты съ самаго начала воспитывала Іозе, то ты очень ошибаешься. У бняжки и безъ того печальное дтство. Какъ счастлива была я ребенкомъ! о, какъ счастлива! Лелемая, боготворимая, я выросла въ блеск и роскоши, въ безпрерывныхъ пирахъ! О, мой прекрасный принесенный въ жертву рай!