В доме Шиллинга

Что за манера спрашивать! Идти, такъ прямо къ цли! Это опять нмецкая манера, бросающая поперекъ дороги палку, чтобы объ нее споткнулись вс дипломатическія увертки… He могла же она признаться ему, что она, хотя и нечаяннно, подслушала разговоръ слугъ, что эта болтовня была въ состояніи свергнуть «донну де Вальмазеда» съ высоты ея величія, взволновать и лишить самообладанія. Тамъ, въ передней у нея такъ и вертлись на язык слова, которыя ей хотлось бросить ему въ лицо: «я не хочу имть ничего общаго съ тобой, женатымъ человкомъ, съ которымъ людская пошлость ставитъ меня въ двусмысленныя отношенія. Ты виноватъ въ этомъ, потому что втерся ухаживать за ребенкомъ, потому что помшалъ мн тотчасъ же оставить домъ, въ которомъ нтъ хозяйки, ехидно покинувшей его!» Но теперь, когда эти глубокіе глаза такъ близко смотрли на нее, что ей казалось, что она можетъ черезъ нихъ проникнуть въ его душу, теперь у нея не хватало мужества эгоистично свалить всю отвтственность на человка, который со всей преданностью служилъ ей опорой, присутствія котораго она сама послднее время страстно желала, и отплатить ему за все это черной неблагодарностью…

— Къ чему говорить о причинахъ, которыя уничтожаются докторскимъ предписаніемъ! — сказала она, пожимая плечами и разсматривая ногти на своей правой рук.

Онъ улыбнулся съ горькой ироніей при этомъ вторичномъ уклончивомъ отвт.

— Да, это предписаніе опредлило, чтобы ни въ комнат, ни въ уход не было никакихъ перемнъ, — повторилъ онъ медленно и съ удареніемъ, и взглядъ его пытливо остановился на ея лиц, которое она вдругъ повернула къ нему.

— Объ этомъ я еще поговорю съ докторомъ, — сказала она быстро, — или, что еще лучше, мы, ухаживающіе, должны условиться между собой о перемнахъ… Въ дни страха и горя я была черезчуръ эгоистична и принимала предлагаемыя мн жертвы — теперь это должно кончиться. Я не могу допустить, — легкая краска быстро залила все ея лицо, — чтобы вы продолжали ухаживать за больнымъ…

— Значитъ, капризы, какъ я справедливо и предположилъ, — холодно прервалъ онъ ее.

Она выпрямилась. Онъ коснулся больного мста въ ея душ, мста, гд тихо дремало раскаяніе, готовое пробудиться при каждомъ звук. Да, нкогда, во время прекрасныхъ дней счастливой безоблачной жизни она была капризна и своенравна! Вс эти покойники, портреты которыхъ наполняли оконную нишу, боготворили и баловали ее, и она въ минуты дурного расположенія духа заставляла ихъ порядкомъ страдать.

— Опасность миновала, и злые духи снова возвратили свою власть, — продолжалъ онъ. — Вы хотите меня заставить страдать, какъ вы привыкли это длать съ бдными душами окружавшихъ васъ. Но вы не должны забывать, что имете здсь дло съ неповоротливымъ нмцемъ — мы не привыкли къ капризамъ пикантныхъ воздушныхъ созданій и стараемся узнать причины… А потому я позволю себ еще разъ спросить: «за что меня изгоняютъ?»

Она ясно видла, что онъ не имлъ ни малйшаго подозрнія о побудительныхъ причинахъ къ тому. Онъ чувствовалъ себя чистымъ въ своихъ намреніяхъ, и ему въ голову не могло придти, что его пребываніе въ комнат больного будетъ перетолковано въ дурную сторону. Онъ все приписывалъ ея капризамъ, и эта несправедливость раздражала ее, однако ея необузданная гордость, всегда ожесточавшая ее въ подобныхъ случаяхъ, не допустила ее оправдываться и теперь. Злая высокомрная черта, характеризовавшая даму въ фiолетовомъ бархатномъ плать, появилась такой же непріятной и отталкивающей вокругъ рта дочери.

— Я только что сказала, что мн непріятно принимать дальнйшія жетрвы, — возразила она монотоннымъ холоднымъ голосомъ, не глядя на него.

Онъ порывисто отошелъ отъ стола.

— Я могъ бы вамъ возразить, что Феликсъ поручилъ своего ребенка столько же моимъ какъ и вашимъ попеченіямъ, а тамъ гд есть обязанность, не можетъ быть рчи о жертвахъ, — мы оба только исполняемъ данное слово, — сказалъ онъ, посмотрвъ на нее черезъ плечо. — Потому я до сихъ поръ смотрлъ на эту комнату, — онъ указалъ на комнату больного, — какъ на нейтральную почву, на которой мы дйствовали единодушно, и еслибы я опасался, что мое удаленіе принесетъ Іозе малйшій вредъ, я бы ни на шагъ не сдвинулся съ своего мста, будьте въ этомъ уврены! Но я знаю, что ребенка хорошо охраняютъ, и потому ухожу!

— Вы уходите въ гнв, - сказала она поблднвшими губами, но стояла на томъ же мст, точно ея стройная фигура превратилась въ мраморъ, — она не сдлала никакого движенія, чтобы удержать его, и голосъ ея звучалъ настойчиво и раздраженно.

— Да, я сердитъ, но больше на себя за свою доврчивость, которая поставила меня въ унизительное положеніе… Я уже слыхалъ изъ вашихъ устъ злыя слова, вы наградили меня презрніемъ, не имя ни малйшаго понятія объ истинномъ положеніи дла.

Она вспомнила о своемъ безпощадномъ замчаніи въ мастерской и, отвернувшись отъ него, начала передвигать и переставлять разныя бездлушки на письменномъ стол.