В глубь истории: историческая концепция К. Маркса

История сама по себе обладает мощной силой. В Февральской революции парижский пролетариат был опьянен распространенной повсюду атмосферой братства и великодушия. В то время А. Ламартин называл Временное правительство «правительством, положившим конец страшным недоразумениям, возникшим между различными классами общества» (1977. Т. 44. С. 49). Однако когда огни ламартиновских фейерверков превратились в артиллерийский огонь Луи Кавеньяка, когда Париж горел, стенал и истекал кровью, пролетариат наконец пробудился от иллюзии «братства». Об этом говорил Маркс, когда писал: «В этих поражениях погибала не революция. Напротив, погибали лишь нереволюционные элементы революционной партии, погибали лица, иллюзии, представления, проекты более или менее нереволюционного характера, элементы, от которых партия переворота не была свободна до февральской революции, от которых ее могла освободить не февральская победа, а только целый ряд поражений» (1977. Т. 44. С. 41). Для пролетариата картечь стала приобретением, а иллюзии – потерями. Это победа была получена кровавой ценой. Потерпев поражение на баррикадах, рабочий класс получил двойную компенсацию в виде победы над идеологией устаревшего традиционного мировоззрения.

На основании революционного опыта 1848 г., в частности, политических перемен, происходивших во Франции с 1848 по 1851 год, Маркс описал зарождение идеологии, социальные функции традиционной идеологии и ее изменения, а также особенности духовного производства. Это весьма обогатило исторический материализм.

Февральская революция 1848 г. и традиционная буржуазная идеология – абстрактные принципы гуманизма – создали иллюзорные мотивы человеческих поступков. Это не было случайностью. Все люди ведут деятельность в определенных исторических условиях. Они включают в себя не только научно-технические условия, но и традиционные представления. Маркс писал об этом: «Традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых. И как раз тогда, когда люди как будто только тем и заняты, что переделывают себя и окружающее и создают нечто еще небывалое, как раз в такие эпохи революционных кризисов они боязливо прибегают к заклинаниям, вызывая к себе на помощь духов прошлого, заимствуют у них имена, боевые лозунги, костюмы, чтобы в этом освященном древностью наряде, на этом заимствованном языке разыгрывать новую сцену всемирной истории. Так, Лютер переодевался апостолом Павлом, революция 1789–1814 гг. драпировалась поочередно то в костюм Римской республики, то в костюм Римской империи, а революция 1848 г. не нашла ничего лучшего, как пародировать то 1789 год, то революционные традиции 1793–1795 гг.» (1957. Т. 8. С. 119).

Идеологические традиции – великая сила. Однако в разных исторических условиях их роль также не одинакова. Все представители буржуазии в период ее расцвета, такие как Камиль Демулен, Жорж Жак Дантон, Максимилиан Робеспьер, Наполеон – все эти герои носили римскую одежду, говорили на языке римлян. Однако их цель заключалась в осуществлении миссии той эпохи, то есть уничтожении оков, мешавших новой буржуазии развиваться, и создании нового общественного строя, а также создании на европейском континенте обстановки, подходящей для французского буржуазного общества и соответствующей требованиям времени. Они обратили свой взгляд на Рим, потому что хотели в высоких и строгих традициях Римской республики найти идеалы, формы искусства и иллюзии, которые были необходимы для осуществления исторической миссии буржуазии. Они собирались прикрыть ограниченный буржуазный характер своей революции, чтобы удержать свой пыл на уровне великой исторической трагедии. Это был не умышленный обман, а настоящая вера. Некоторые из них, даже поднимаясь на эшафот, все еще были исполнены духа самопожертвования и героизма и искренне верили в то, что они отдают себя в жертву ради всего человечества. Можно заметить, что на подъеме буржуазной революции мертвые «воскрешались» для того, чтобы восславить новую борьбу и повысить ценность некой воображаемой миссии. После достижения цели революции нужно было перейти от формы к содержанию и создать идеологию, соответствующую новой экономической основе: «Но как только новая общественная формация сложилась, исчезли допотопные гиганты и с ними вся воскресшая из мертвых римская старина – все эти Бруты, Гракхи, Публиколы, трибуны, сенаторы и сам Цезарь. Трезвопрактическое буржуазное общество нашло себе истинных истолкователей и глашатаев в Сэях, Кузенах, Руайе-Колларах, Бенжаменах Констанах и Гизо; его настоящие полководцы сидели за конторскими столами, его политическим главой был жирноголовый Людовик XVIII. Всецело поглощенное созиданием богатства и мирной конкурентной борьбой, оно уже не вспоминало, что его колыбель охраняли древнеримские призраки» (1957. Т. 8. С. 120).