В немецкой классической философии идеалистический подход, сосредоточенный на роли практической деятельности и труда, представлен в сочинениях Гегеля. В «Феноменологии духа» он рассматривает труд в качестве звена, которое субъект, созидая, а затем – снимая объект, использует для самореализации и самоутверждения. В «Логике», проанализировав процесс познания, философ определяет практику как движение к абсолютной истине, как необходимый элемент единства объекта и субъекта. Такое понимание практической деятельности и труда полностью сходится с его подходом к активной функции субъекта. Однако поскольку Гегель полагает в качестве субъекта абсолютную идею, а на место объекта ставит ее отчуждение, субъектно-объектный антагонизм, предстающий в виде природы или общества, сводится не более чем к противостоянию различных форм сознания и самосознания, происходящему в чистой мысли. Поэтому труд и практика, представляющие собой проявление субъектной активности и объединяющие субъект с объектом, являются деятельностью не чувственно-материальной, а абстрактного духа.
После смерти Гегеля его ученики не удовлетворились чистой спекулятивностью его философии и, пытаясь от мысли перейти к деятельности, создали философию действия. Первым этот вопрос поднял Август Цешковский, ученик старогегельянца Карла Мишле. В 1838 г. он опубликовал «Пролегомены к историософии», в которых провозгласил, что отныне философия «становится практической философской наукой, точнее говоря, философией практической деятельности, философией “практики” (praxis), философией будущего, оказывающей непосредственное влияние на общественную жизнь, и развивающейся в конкретной сфере»[36]
. Однако Цешковский не выходит за рамки идеализма. Он рассматривает практику всего лишь как критику теории, а не как революционную деятельность, реально перестраивающую общество, и считает, что чистая теоретическая критика способна изменить существующий режим. В дальнейшем ни младогегельянец Мозес Гесс, автор статей «Философия действия», ни Бауэр не сумели преодолеть такого подхода к практической деятельности. К примеру, в «Исповеди слабого духа» Бауэр отмечает: «До сих пор мы считали теорию практикой»[37].Воззрения Маркса на практическую деятельность формировались неотделимо от изменения и становления всего его мировоззрения. Когда он еще стоял на гегельянских позициях, его взгляд на практику был идеалистическим. В своей докторской диссертации «Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура» и подготовительных материалах к ней он, рассуждая о взаимоотношениях философии с миром, подчеркивает, что она предназначена не для познания внешнего мира и наблюдения за ним, она – персонаж, забравшийся на сцену и напрямую вступающий с связь со всем миром: «Таков психологический закон, что ставший в себе свободным теоретический дух превращается в практическую энергию и, выступая как воля из царства теней Амента, обращается против земной, существующей помимо него действительности» (1975. Т. 40. С. 210). Впрочем, в то время Маркс считал, что превращение теории в практику выражается не в практической деятельности человека, а в критике самой теории. Поэтому он говорит: «Практика философии теоретична. Именно критика определяет меру отдельного существования по его сущности, а меру особой действительности – по ее идее» (1975. Т. 40. С. 210).
Когда Маркс перешел от идеализма к материализму, от революционного демократизма – к коммунизму, его подход к практической деятельности серьезно изменился. Он перестает ограничивать практику сферой мышления и определять ее как теоретическую критику и начинает видеть в ней революционную борьбу. Немецкий философ приходит к заключению, что его анализ гегелевской философии права – это теоретическая критика предшествующей политической идеологии. После этого нельзя оставаться только в теоретической деятельности – необходимо «погрузиться <… > в такие задачи, для разрешения которых имеется одно только средство – практика» (1955. Т. 1. С. 422). Он спрашивает себя: «Может ли Германия достигнуть практики a la hauteur des principes, то есть революции, способной поднять Германию не только до официального уровня современных народов, но и на человеческую высоту, которая явится ближайшим будущим этих народов?» (1955. Т. 1. С. 422). И отвечает: может. Однако нельзя опираться только на теоретическую критику, необходимо прибегать и к революционной практике: «Оружие критики не может, конечно, заменить критику оружием, материальная сила должна быть опрокинута материальной же силой» (1955. Т. 1. С. 422).