В изгнании

Новая клевета. – Смерть генерала Врангеля. – «Озеро». – Неудача в Вене. – В Дивоне с двумя миссис Питт. – Коллективный отъезд в Кальви. – Смерть отца. – Иск дочери Распутина ко мне. – Я уговорил мать переехать в Булонь. – Гриша

Застряв в Париже из-за катастрофического положения дел, которое я обнаружил после возвращения из Испании, я не видел генерала Врангеля со времени своей испанской авантюры. Как только стало возможным, я помчался в Брюссель. При виде меня генерал встрепенулся и протянул мне газету, которую читал:

– Итак, Феликс, вы не теряете времени в Париже! Посмотрите сначала, что о вас пишут.

Это был номер русскоязычной газеты «Дни» от 10 января 1928 года. Ее выпускал в Париже Александр Керенский, он же Аарон Кирбиц, разоблаченный всеми честными и здравомыслящими русскими.

В статье говорилось, что я полностью скомпрометирован безнравственными делами, дополненными финансовым скандалом, и что все это должно привести меня на каторгу, но она заменена приговором о высылке, и теперь я нахожусь в Базеле. На следующий день та же газета сообщала самые возмутительные подробности, уточняла сумму, которую я выплатил, чтобы замять дело, и наконец объявила о закрытии дома «Ирфе», оставлявшем без работы множество швей.

Поспешив вернуться в Париж, я разыскал известного адвоката господина де Моро-Жаффери и поручил ему свое дело. На следующий день десяток газет получили и опубликовали такую информацию:

«С некоторых пор в отношении князя Юсупова распускается беззастенчивая и одиозная клевета. Русский социалистический ежедневник, издаваемый в Париже господином Керенским, бывшим председателем русского временного правительства в 1917 году, стал эхом этих низких инсинуаций. Этот господин обязан немедленно поместить самое формальное опровержение своих измышлений, поскольку ни один из фактов, приводимых в его статьях, никогда не имел места.»

Тем не менее, эффект, на который были рассчитаны подобные публикации, был произведен. В русской колонии разразился большой скандал. Праздные языки пустились работать вовсю, обогащая и дополняя сплетнями статью газеты «Дни» и описывая сцены, достойные Великого Петрушки: по словам некоторых, я дошел до того, что съел свою жертву, которую предварительно расчленил и приказал приготовить!

Нашлись журналисты, которые по собственной инициативе встали на мою защиту. Брешко-Брешковский сделал это в русской газете «Последние новости» и в выражениях, негодование которых не исключало юмор. Я выиграл все процессы, возбужденные по этому делу и во Франции, и за границей, ибо клевета была опубликована повсюду, вплоть до японских газет. Я даже имел удовлетворение увидеть газету «Дни» запрещенной. Удовлетворение чисто платоническое, поскольку мои враги тем не менее добились моего разорения. Испуганные клеветническими статьями в прессе, мои кредиторы преследовали меня своими требованиями, а банки отказывали мне в любых кредитах. Но наиболее серьезным и мучительным для меня было то, что клевета, ставшая публичной, коснулась Ирины и ее родных. Мне так и не удалось узнать, кто был автором этих статей. Называли некоторые имена, но лишь предположительно, и профессиональные тайны мешали это проверить.

Параллельно с этой клеветнической кампанией я испытал атаки другого рода: по Парижу циркулировали векселя с моей подписью (у меня в руках их побывало множество, и должен признать, что моя подпись была подделана великолепно). Однажды меня препроводили в полицию префектуру, где сообщили, что некая американка обвиняет меня в краже ее бриллиантового браслета. Она встретила в дансинге субъекта, выдававшего себя за князя Юсупова. Они танцевали, развлекались, любили друг друга, затем расстались. Обнаружив вскоре, что «князь» забрал на память ее браслет, американка подала жалобу. Полиция нашла отель, где жил этот проходимец, и в регистрационном журнале отеля дату его приезда. Он записался там под моим именем, но к тому времени уже исчез.

Мари-Терез д’Юзес пригласила меня однажды для встречи с писателем, который утверждал, что встретил меня в клубе, пользующемся очень дурной славой. Сам он заглянул туда, так как собирал материал для своей книги о парижских нравах. Кто-то сказал ему, что среди посетителей находится князь Юсупов, он заинтересовался, и ему указали на первого же встречного. Но когда он увидел меня лично, то тут же признал, что его ввели в заблуждение.