В изгнании

Оставляя Ларенти, я взял с них обещание приехать через месяц в Кальви, где я буду уже с Ириной. Прощаясь, Фульк еще раз посоветовал мне расстаться со слугой: он по-прежнему был убежден, что Педан хотел меня отравить!

* * *

Вена, которую я увидел, сильно изменилась по сравнению с довоенными временами. Тот прежний очаровательный, веселый и элегантный город, где жизнь казалась постоянным праздником, город оперетт Оффенбаха и вальсов Штрауса навсегда исчез.

Я познакомился с банкиром; он, казалось, был исполнен лучших намерений. Вопросы, которые он задавал мне о наших предприятиях, показывали человека серьезного и компетентного. Наше дело решилось без трудностей и даже почти без споров. Контракт должен был быть готов к подписанию на следующий же день, и тогда же я должен был получить деньги. В тот же вечер я рассчитывал сесть на парижский поезд. Я вернулся в отель очень довольный этим успехом, первым, которого я достиг после длинной череды неудач. Я рано радовался. На следующий день, незадолго до назначенного времени, меня известили, что банкир изменил свое мнение. Друг, познакомивший нас, объяснил мне не без смущения, что дикие и нелепые слухи, ходившие все еще обо мне в Париже, возбудили его подозрения.

Мне было неприятно идти и оправдываться. Нет так нет. Но все эти хлопоты и вереница неудач лишили меня сил. Ирина все еще находилась в Дании, и я не имел ни нужды, ни желания возвращаться в Париж перед отъездом в Кальви. Я решил отправиться на эти несколько дней в Дивон-ле-Бен, место, прекрасно подходившее мне для отдыха. К тому же я знал, что найду там добрую приятельницу.

Елена Питтс, проходившая в Дивоне курс лечения вместе с матерью, по происхождению была русской, но вышла замуж за англичанина. По отношению к нашей семье они оба показали себя верными друзьями, особенно в худшие для нас моменты. Тонкая, стройная, всегда очень элегантная, Елена была очаровательной компаньонкой. С ней было интересно, я находил в ней широкую эрудицию и незаурядный, утонченный ум. Наши вечерние беседы на террасе отеля часто затягивались надолго и стали лучшими моментами моего пребывания в Дивоне.

Мать Елены, вторым браком вышедшую за дядю своего зятя, звали, как и дочь, миссис Питтс. Это была очень чопорная особа и еще более суровая. Я никогда особенно не искал с ней знакомства, но поскольку я был так связан с ее дочерью, простая вежливость требовала представиться ей. Конец завтрака казался мне подходящим моментом, я поднялся и направился к столику, где дамы Питтс пили кофе. Но, увидав меня, миссис Питтс-мать встала так внезапно, что опрокинула чашку кофе на скатерть и на платье, и, испепелив меня гневным взглядом, повернулась ко мне спиной: «Я отказываюсь пожимать руку убийце», – бросила она, удаляясь.

Это была точка зрения, которую я мог лишь приветствовать и уважать, но от этого положение не становилось для меня менее неприятным и затруднительным. Я надеялся задобрить пожилую даму и послал ей букет роз с моей визитной карточкой; на ней я написал стихи, которые не могу перечитывать без стыда:

Когда я подходил к вашему столику,Вы убежали как демон,И неумолимая ненавистьПламенем горела у вас в глазах.

О, миссис Питтс! Эти чудные розыВозродят в вашей памятиГордый профиль татарского князя,Который, несмотря ни на что, у ваших ног.

Мой мадригал произвел эффект, обратный тому, на что я рассчитывал, и обеспечил мне окончательную враждебность миссис Питтс.

Напряженность моих отношений с матерью не имела тем не менее никаких неприятных последствий. У Елены хватало ума, чтобы понять дело так, как мне того хотелось. Она продолжала выходить по вечерам ко мне на террасу, и никакие тучи не омрачали удовольствие от наших встреч.

* * *

Когда обе миссис Питтс покинули Дивон, я не замедлил сделать то же самое. Я написал Ирине, что буду ждать ее в Кальви, и выехал в Париж, где нашел Елену Трофимову и своего кавказского друга Таукана Керефова и позвал их со мной на Корсику. Мы отправились вместе на автомобиле в Марсель. Я там знал антиквара, у которого можно было за сходную цену найти старинную мебель и другие вещи, нужные для нашего дома в Кальви. В бистро у Старого порта, где мы обедали, мы услыхали двух великолепных музыкантов: одного с гитарой, другого с флейтой Пана. Подумав, что они будут незаменимы на наших вечерах в Кальви, я тут же их нанял. «Погрузив» их в машину, мы отправились в Ниццу, где я назначил свидание супругам Ларенти и Калашниковым, которые тоже должны были ехать в Кальви.

В Ницце жила та наша старая знакомая, которую мы заставили обедать с «профессором Андерсеном». Я пригласил ее присоединиться к нам, соблазнив тем, что мы будем выдавать ее за путешествующую инкогнито королеву; Елена Трофимова будет ее фрейлиной, а мы все – свитой.