В кругу Леонида Леонова. Из записок 1968-1988-х годов

Присаживаемся все на террасе. Идет сложный разговор. В. Чи­вилихин тайком включает магнитофон, обещает мне копию записи, но я все-таки по всегдашней привычке кое-что записываю.

За столом, в соседней комнате, смотрю на большие натруженные руки Л.М. Пальцы в ссадинах, ногти как у всякого человека, имею­щего дело с землей. Руки, в которых привычна лопата, ножницы, топор, молоток. Сейчас он сцепил пальцы, положив руки на стол. Его круглое, темное лицо с чуть обезображенной давней болезнью нижней губой напряжено. Хотя говорит он о том, что сегодня он счастлив: «Мне подарили муравьев. Мне сказали столько добрых слов, сколько я не слышал за всю свою жизнь. Не буду оглядываться на прошлое. Там было столько страшного. Писали обо мне так, что и до сих пор мороз пробегает по спине».

В самый разгар беседы появляется министр лесного хозяйства РСФСР и представитель Совмина РСФСР. Они принесли адрес, лич­ное письмо от Кочемасова и подарки: чудесные поделки из дерева. Адрес лесорубов в папке из березовой коры.

Вспоминают о «Русском лесе». Л.М. рассказал, что первоначаль­но, задумав роман, он хотел волнующие его проблемы разобрать на материале металлургов либо нефтяников. Однако время было суро­вое, люди, к которым он обращался, интересуясь изображением про­мышленных процессов, иногда относились с настороженностью к рас­спросам. И тогда он обратился к лесу. И сразу же натолкнулся на энтузиастов, таких, как Анучин. Они не только рассказали все, что знали сами, но приносили ему горы книг, редкие журналы, превра­ти его в профессора лесных наук.

Только ушли совминовцы, как во дворе появились писатели: М. Алексеев, И. Стаднюк, А. Иванов, В. Фирсов, В. Ганичев. Чуть раньше пришел Ковалев с женой (автор книги о Леонове), а затем Ю. Прокушев с женой. Он привез подарочное издание «Евге­нии Ивановны»...

Сменили стол. Л.М. обратился к писателям с благодарственным словом. Он сказал, что всю жизнь думал о том, как сказать народу подлинную правду о жизни, о человеке, о времени.

— Я убежден, что наш народ достоин того, чтобы ему говорили только правду, без приукрашивания. В приукрашивании нуждается лишь то, что непригодно в своем подлинном виде. Лавровый лист более всего нужен, когда продукт недоброкачественен. Я убежден, что наш народ, его дела не нуждаются в приукрашивании; даже когда мы делали ошибки, мы их делали потому, что шли первыми.

Он закончил шуткой. Глядя в окно, вдруг засмеялся: «Я их корм­лю, и, смотрите, они слетаются, когда наступает их время»...

По поводу иллюстраций Верейского к произведениям Л. Леоно­ва, выходящим в серии «Всемирная литература»: «Он — схалтурил. Но я все-таки не понимаю, знаете, если таланту что-то даже не удает­ся, то все же должно чувствоваться тавро, резец, печать мастера. А тут ничего подобного нет. Быть может, он поручил работу ученику?» — сказал Леонов...

Затеялся разговор о молодом писателе Олеге Куваеве. Леонов заме­тил, что в «Территории» слишком много диалога, «между тем, диалог можно давать тогда, когда ты сам уже ничего не можешь сказать о геро­ях от себя. Диалог это то, что могут сказать только герои». Чивилихин защищал Куваева, говоря, что тот долго работал в газете. «Вот вы бы, Л.М., поработали в газете, тогда бы знали, что это такое!».

Л.М. возмутился: «Дорогой мой, да я начинал с газеты, я сам писал всю газету 15-й дивизии, передовицы, стихи, фельетоны»...

Гости приходили и уходили. Только нескольких человек Л.М. не отпускал до вечера, ждали, что приедет кто-то из руководства Союза писателей, отдела культуры ЦК, с «верхов» все-таки явятся, вспом­нив о юбилее великого писателя, но отнюдь... Чувствовалась горечь от пренебрежения, сознания ненужности настоящей литературы, на­стоящих русских писателей.

На террасе, куда еще подошли академик Цицын, Кафтанов, разговор переметнулся вдруг на Микеланджело.

«Раньше били человека поддых, но не били за талантливость. Микеланджело сбросил с помоста на Папу Юлия доску, чуть не убив его. Но Юлий приказал догнать и вернуть его, ибо знал, кого может лишиться», — сказал Л.М. Ольга Михайловна, будто в упрек и с досадой, заметила, что Микеланджело не нуждался в почестях и по­ощрениях и служил только искусству и Богу.

(В. Чивилихин сделал запись этого разговора).

1 июня 1974 г.

Л.М. позвонил по телефону, поблагодарив за мое письмо. «Ко­нечно, когда юбилей, говорят только хорошее, преувеличивают все, но хоть 10% правды есть?» — сказал он. Я ответил, что в моем письме больше — 17%. Он очень смеялся, как всегда спро­сил, не чересчур ли он был болтлив вчера: «Знаете, все же это последняя большая дата в моей жизни. Да и сам возраст делает болтливым».

Сегодня состоялась конференция ИМЛИ, посвященная 75-летию Л. Леонова. Он сидел в своей излюбленной позе за столом, подперев подбородок сцепленными руками. Я увиделся с ним еще в вестибю­ле, где он сказал: «Поверьте, пришел через силу, не такое это уж удовольствие». Молча слушал доклады.

Перцов: «Мы приветствуем писателя, который ровно на сто лет и два дня моложе Пушкина».