Вот и третий этаж. Сергей остановился у дверей её квартиры. Его сердце учащённо забилось в груди.
«Как в те далёкие годы, когда я ждал её на свидание», — подумалось Сергею. Он нажал на кнопку звонка и стал ждать. Дверь долго не открывалась. Наконец, в коридоре послышались приглушённые шаги, щёлкнул замок и на пороге появился молодой человек. Был он одинакового роста с Сергеем, коренаст и широкоплеч. Короткая стрижка, волевой взгляд. Правда, в карих глазах парня улавливалась не то грусть, не то скорбь. Жигарёв на миг растерялся. Потом, справившись с волнением, спросил:
— Пшеничникова Марина Андреевна здесь проживает?
Молодой человек, пристально посмотрев в лицо Жигарёву, тихо произнёс:
— Проходите.
Повернувшись спиной, последовал в комнату. Затем, словно вспомнив необходимые слова, так же тихо добавил:
— Пожалуйста, снимите обувь в прихожей, я только что закончил приборку.
Выполнив просьбу, Сергей вошёл в комнату и сразу понял, отчего в глазах парня отражалась печаль. Посредине комнаты, на столе, стояла большая фотография Марины, перевязанная в уголке чёрной лентой. Молодой человек стоял чуть в стороне от траурного портрета, взгляд его был устремлён к вошедшему гостю.
— Вы Сергей Степанович Жигарёв? — спросил он.
— Да, — ответил Сергей, поражаясь сходству голоса парня со своим. — Не думал, что вот так… предстоит встретиться мне с Мариной Андреевной…
— Никто не думал, что мама уйдёт от нас так скоропостижно. Всё произошло неожиданно. — У парня дёрнулся кадык, на щеках обозначились желваки. — Две недели назад у неё случился сердечный приступ на работе, коллеги вызвали «скорую». Врачи запретили ей вставать с постели, а она проигнорировала их требование. Встала на третий день и тут же потеряла сознание. Врачи не смогли её спасти. Похороны состоялись неделю назад.
— Тебя Сергеем звать? — спросил Жигарёв.
— Да, — ответил парень и долго, очень пристально смотрел на него. Во взгляде читалось что-то недосказанное, потаённое, отчего Жигарёву сделалось как-то не по себе. Он вдруг почувствовал себя виноватым перед этим парнем, и не мог понять, почему возникло это странное чувство.
— Может быть, мы помянем твою маму? — нерешительно предложил Жигарёв. — А потом ты расскажешь, как мне отыскать её могилку.
— Что ж, давайте помянем, — согласился Сергей и отправился в кухню, чтобы приготовить на стол.
— Я помогу тебе, — сказал Жигарёв, собираясь последовать за Сергеем на кухню.
— Не беспокойтесь, я всё сделаю сам.
— Тогда возьми в прихожей мой пакет, там есть фрукты и спиртное.
Через несколько минут стол был накрыт.
— Вчера было девять дней, как мамы не стало. У меня в холодильнике осталось кое-что от поминального обеда, — пояснил Сергей, выставляя на стол тарелки с закуской и бутылку непочатой водки. — «Русский стандарт» вас устроит? — спросил он, показывая этикетку.
— Отчего же не устроит, это очень хорошая водка, — одобрил Жигарёв.
Сергей наполнил рюмки, они выпили, не чокаясь.
— Когда я наводил порядок в квартире, то обнаружил мамин дневник, — сообщил Сергей. — Очень объёмный. В нём не только её записи, но есть много фотографий, которые она мне никогда не показывала.
Жигарёв вопросительно посмотрел на Сергея.
— Там есть одна запись, из которой следует, что мама очень хотела показать этот дневник вам, — добавил Сергей. Он встал, извлек из ящика письменного стола толстую тетрадь в красочной обложке и положил перед Жигарёвым. — Можете ознакомиться.
— Что, прямо сейчас? — удивился Сергей Степанович. — Может быть, чуть позже?
— Думаю, самый подходящий момент, — сказал Сергей. — Мне нужно отлучиться часика на два. За это время вы и ознакомитесь. А когда я вернусь — у вас появится много вопросов ко мне. Вот тогда и обсудим всё.
— Что ж, не смею противиться. Я всего лишь гость в этом доме, и обязан подчиниться воле хозяина, — улыбнувшись, ответил Жигарёв.
Сергей Пшеничников ушел, оставив его наедине с тетрадью.
Первые страницы дневника не вызвали у Жигарёва особого интереса. Марина писала о первых впечатлениях на севере, о строительстве города нефтяников, о людях, окружающих её. Обычный дневник, которые ведут многие женщины. Он машинально пролистал с десяток страниц, и наткнулся на стихи. Это было четверостишье, обведённое дважды красным карандашом.
А потом следовало повествование в стихотворной форме. Сергей впился взглядом в строчки, с жадностью начал читать. Его охватило невероятное волнение. Шестым чувством он осознавал, что стихи посвящены ему.